Псевдоним «Эльза» - Виктория Борисовна Дьякова

что если есть там у этой Майнилы лишние люди с нашей стороны, население какое, воинские части, если больше батальона, надо их всех отвести пока подальше, предоставить временное жилье. Как правильно сказала Екатерина Алексеевна, чем меньше свидетелей, тем лучше.

Ну, оцепление, охрана, пограничники, это все на вас, НКВД, – Жданов взглянул на Белозёрскую. – Я в это влезать не стану.

– Не сомневайтесь, Андрей Александрович, – ответила она, неотрывно глядя в окно на тающую в сумраке арку собора. – У меня от Лаврентия неограниченные полномочия. По нашей линии сбоя не будет. Докладывайте спокойно.

– Что же, отлично.

Жданов вышел в соседнюю комнату. Было слышно, как он сказал телефонисту:

– Москву, пожалуйста.

И спустя минуту:

– Здравствуйте, товарищ Сталин.

* * *

– Дозорные первого егерского батальона, расположенного на холме Соммерико напротив селения Майнила, докладывают, что сегодня с утра можно наблюдать, как на советской территории проводятся учения пограничников, – голос генерала Ненонена в телефонной трубке звучал сухо, по-деловому. – Идёт снег, тем не менее, вполне ясно можно различить, что имеет место учеба со стрельбой из стрелкового оружия, используются ручные гранаты и взрывпакеты для имитации артиллерийского огня. Мы насчитали уже около тридцати таких взрывов на протяжении трёх часов. Сейчас к полудню разрывы стали реже.

– Это вполне может быть шумовой фон, которым они хотят прикрыть реальные действия, – Маннергейм слегка примял пальцем поднявшийся в трубке табак и поднес спичку, чтобы прикурить, терпкий жестковатый запах наполнил комнату. – Не спускайте с них глаз, – приказал он. – Ни в коем случае нельзя дать им повод обвинить нас в провокации. Где располагается наша артиллерия?

– Вся артиллерия отведена за линию укреплений, господин маршал, – доложил Ненонен, – оттуда ни одна батарея не в силах произвести выстрелы за пределы границы. Это невозможно технически, и это легко проверить.

– Хорошо, держите меня в курсе.

Маннергейм повесил трубку.

– Большевики вот-вот сделают первый шаг, – произнес он, взглянув на карту, расстеленную на столе. – Адмирал Канарис предупредил меня, что ожидать провокации, с которой начнется война, нужно в самые ближайшие дни. Вполне вероятно, что и сегодня. Как вы разместились, госпожа Сэтерлэнд? – он взглянул на Маренн, она сидела в кресле напротив его рабочего стола. – Мне доложили, что вы положительно оценили нашу подготовку. Мы старались, – Маннергейм едва заметно улыбнулся, но взгляд оставался напряженным, чувствовалось, что мысли его далеко.

– Я убедила рейхсфюрера, что нам просто необходима здесь передвижная операционная, – Маренн чуть наклонилась вперед, чёрный кружевной манжет скользнул по обитому зелёным сукном столу, было решено, что в Хельсинки она отправится в гражданской одежде и под псевдонимом – госпожа де Кле.

– Это недавняя разработка, – она отпила кофе из фарфоровой чашки с искусно выписанными на ней гиацинтами, любезно поднесенной ей адъютантом Маннергейма. – Таких у нас пока только три. Но будут ещё. Это абсолютно независимая конструкция, даже мини-госпиталь, я бы сказала, так как больной некоторое время может находиться внутри на полном обеспечении, это важно для тяжёлых случаев. В комплекс входят генераторы для обогрева и освещения, рентгеновский аппарат, электрокардиограф, лаборатория для срочного проведения анализов. Мой план, – призналась она, – чтобы такой комплекс находился в распоряжении не то что каждой дивизии СС, а каждого батальона в каждой дивизии СС, и чтобы врачи на низовом уровне имели бы все эти приспособления в пользовании. Это намного повысило бы мобильность, качество медицинской помощи, спасло бы много жизней. Но как всегда всё упирается в деньги. Танки и самолёты забирают много, – она улыбнулась. – Нам уж что останется. Тем не менее кое-что удается. Вот такой комплекс по приказу рейхсфюрера доставили в Хельсинки, так что всё, что нам потребовалось, – это свободное место. Его нам любезно предоставили. Лечебная и исследовательская часть уже развернута, так что госпожа Шаховская уже сегодня пройдёт обследование. Если потребуется хирургическое вмешательство, развернуть операционную не займёт много времени. Отдельно хотела бы поблагодарить, персонал размещён очень комфортно, все довольны, – добавила она.

– Ну что ж, я рад. Княжна Мария Николаевна находится здесь, уже два дня она в Хельсинки. Пойдемте, фрау Сэтерлэнд, я познакомлю вас.

Маннергейм встал из-за стола.

– Она очень волнуется, – добавил он, жестом приглашая Маренн пройти в соседнюю комнату. – После всего, что она пережила, в этом нет ничего странного.

– Я понимаю, – Маренн кивнула.

Как только она вошла, то сразу узнала её. Много лиц промелькнуло, не оставив в памяти следа, но некоторые почему-то запечатлелись, и это лицо стало одним из них.

В памяти тут же ожили и обстоятельства первого «знакомства». Вот доктор Боткин подробно рассказывает герцогине Сэтерлэндской, как организована помощь раненым русским солдатам и офицерам, а за его спиной одна из сестёр милосердия – та самая, которая сидит теперь в инвалидном кресле и которую Маннергейм назвал «княжна».

Маренн помнила дерзкий блестящий взгляд янтарных глаз и у виска едва заметный рыжий завиток волос, выбившийся из-под белой косынки с красным крестом. Один раз Боткин даже обернулся через плечо и о чём-то спросил эту рыжеволосую красавицу. Та отвечала уверенно, но без того безразличия, которое часто свойственно медицинским работникам, повидавшим многое. Тогда Маренн и узнала её имя – Мария…

…А теперь узнала и фамилию – Шаховская, но только теперь многое изменилось – взгляд потух, у глаз собрались морщины, бледное лицо осунулось. На висках была заметна ранняя седина.

– Мари, вот доктор, госпожа де Кле, – представил Маннергейм Маренн. – Я говорил тебе. Она будет тебя лечить. Я надеюсь, всё будет благополучно.

– Мария Шаховская, – женщина в инвалидном кресле слегка потупилась, будто стыдясь малозаметного шрама на щеке. – Моя сестра Зинаида, – указала она на даму средних лет, сидевшую на диване рядом. – Она приехала из Парижа, чтобы поддержать меня.

Серый парижский костюм на даме смотрелся современно, но вот причёска с тщательно уложенными с помощью многочисленных шпилек волосами выглядела слишком сложной и оттого казалась старомодной.

– Я очень рада. Мы очень надеемся на вас, – произнося это, дама привстала, и, взяв сестру за руку, чуть сжала ей ладонь, чтобы ободрить, а затем, указывая Маренн на кресло рядом с собой, предложила: – Прошу вас, садитесь. Если у вас есть к нам вопросы, мы ответим самым подробным образом, будьте уверены.

Зинаида помолчала немного и призналась, будучи явно взволнованной:

– Я так хочу, чтобы Мари поправилась. Она столько страдала…

– Зина, – княжна Мария Шаховская остановила её, взглянув на сестру с упрёком.

– Я вас оставлю, – кивнув, Маннергейм направился к двери. – Но пока не прощаюсь. Мадам де Кле, прошу меня подробнейшим образом информировать, – попросил он. – При любых обстоятельствах.

– Конечно, господин барон. Я буду сообщать все детали через вашего адъютанта, – заверила Маренн.

– Благодарю.

* * *