Последний шанс на счастье - Энди Брок

Лотти почувствовала, как слабеет под его пронизывающим взглядом.

– Примерно. Давай посмотрим правде в глаза: ты всегда или несся на лыжах с горы, или карабкался на скалы, чтобы потом повиснуть над пропастью. Особенно… – она сделала паузу, – особенно после того, как умерла Серафина.

– В твоих устах это звучит так, словно я ищу смерти.

– Все это как-то немного слишком. Не то диверсия, не то особая форма эскапизма.

– И от чего же я спасаюсь?

– Я думала, это очевидно. От меня, от нашего брака, от смерти Серафины.

– Che assurdit![4]– Он отвернулся, что-то яростно бормоча себе под нос по-итальянски. – Как обычно, твоя доморощенная психология привела тебя к совершенно неверным выводам. А сейчас, если позволишь, у меня есть дела.

Оставив посуду на месте, он коротко кивнул ей и вышел из комнаты, унося с собой свою гордость и чувство собственного достоинства.

Попала ли она в яблочко? Разумеется, черт возьми!

Закрыв двери, ведущие в кабинет, Рафаэль откинулся на стуле, закрыл глаза. Вот это вот и бесило его больше всего, поэтому он и ненавидел так называемые разговоры с Лотти. То, как она вытягивала из него детали, выбирала темы, которые он не хотел трогать, пыталась открыть истины, которые лучше было бы похоронить. И почему он так не вовремя бросил свои занятия в спортзале?

Он и впрямь все больше и больше занимался экстремальными видами спорта в последние годы, и из эскапистского хобби это превратилось для него в обсессию, навязчивую идею, способ перезагрузиться. Он говорил себе, что ему нужно что-то, чтобы облегчить груз забот. И доля истины в этом была. Бремя ответственности за огромные владения не раз тяжким грузом давило на его плечи. А экстрим, как метко подметила Лотти, давал ему облегчение. Он говорил себе, что все это – во имя благой цели, и жертвовал огромные суммы на благотворительность.

Но был, конечно, и еще один нюанс. Тот, что ныл, как больной зуб. Риск, которому он все чаще подвергал себя, давал выброс адреналина. А причина, по которой ему нужен адреналин… необходимость хотя бы на время унять боль потери. Ребенка, семьи, жены.

Но не сейчас. У него появился второй шанс. Второй шанс стать отцом. И он ни за что не упустит его.

– Входи.

Услышав тихий стук в дверь, Рафаэль оторвал взгляд от ноутбука и увидел Лотти с подносом, открывающую дверь бедром.

– Ты говорил о кофе после обеда, и я решила принести тебе – нам – по чашечке. – Она указала на две кружки рядом с кофейником.

– Спасибо.

Он даже не пошевельнулся, чтобы освободить от бумаг место на столе, так что Лотти пришлось демонстративно погреметь посудой, прежде чем до него дошло.

Она села напротив, налила кофе и протянула ему чашку.

– Все еще работаешь?

– А разве не видно?

Мало кто лучше Рафаэля умел создавать атмосферу арктического холода.

– Над чем? – Лотти взяла со стола лист бумаги, изображая живейший интерес, но, почувствовав хмурый взгляд, молча положила его на место.

– Ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать. И у меня действительно нет времени, так что если ты хочешь уйти…

– Может, мне и было бы интересно, если бы ты рассказал.

– Зачем ты пришла, Лотти? – резко спросил он.

Лотти накручивала волосы на палец.

– Я думала, может, мы продолжим прежний разговор. Тот, что ты так резко прервал своим уходом.

– Едва ли ты вправе винить меня за это. Ты сама подала мне пример.

Ах вот как! Лотти горько пожалела о том, что решила прийти к нему. Тем более, что сейчас он захлопнул ноутбук и обратил всю силу своего мрачного взора на нее.

– Мы говорили не об этом.

– Ну так давай поговорим сейчас.

– Нет, Раф, прекрати!

– Почему бы не начать с той ночи, когда ты сбежала? Ну-ка, Лотти, расскажи мне обо всем последовательно, так чтобы я ясно представил.

– Не хочу.

– Что ж, плохо. Потому что я – хочу. Ты хотела поговорить, так давай поговорим. Как долго ты планировала побег? Или все произошло спонтанно? О нет, это невозможно.

Его жестокая усмешка уколола ее, словно острый нож.

– Не то чтобы я всерьез думаю, что ты никогда не любила меня. Должно быть, ты пришла в отчаяние от мысли, что тебе придется меня покинуть. И планировала свой побег месяцами.

Он был не прав. Так не прав во всем. Но Лотти не собиралась спорить, отказывалась встретиться лицом к лицу с его упреками, с его угольно-черным пронзительным взглядом и заново пережить ту ужасную ночь. Несмотря на то что каждая минута тех суток намертво запечатлелась в ее памяти.

Самое сложное решение в своей жизни она приняла мгновенно. Отрицательный результат третьего ЭКО переполнил чашу ее терпения, вбив последний гвоздь в крышку гроба их брака.

Звонок в аэропорт, маленький чемодан с одеждой, такси. Было темно. Рафаэля не было в палаццо, и все же она вздрагивала от каждого шороха.

Совершенно онемев от безвозвратности своего решения, она опустилась на заднее сиденье машины, а потом сидела в аэропорту, глядя на свое отражение в огромных стеклах. И вдруг Рафаэль появился перед ней, словно призрак.

Он был зол, он хотел знать, какого черта она делает. Изменилось ли бы что-нибудь, попроси он ее остаться? Покажи сочувствие, уязвимость? Неизвестно. Но его резкость только усилила ее решимость.

Ей надо было показать ему – она не изменит свое решение. Он должен уйти и оставить ее наедине с ее горем. И был только один верный способ сделать это.

Она все еще помнила выражение лица Рафаэля, когда она произнесла эти слова.

Механический голос объявил, что заканчивается посадка на ее рейс, и она, собрав волю в кулак и призвав на помощь все свои актерские способности, выпалила ему в лицо:

– Я не люблю тебя, Рафаэль, и никогда не любила. – И эти слова преследовали ее до сих пор.

– Я жду, Лотти.

– А я иду спать.

Она привстала, но Рафаэль схватил ее за запястье:

– Э, нет. Не сейчас. Пока мы не выяснили, что к чему. Я жду объяснений – что, черт возьми, было не так с нашим браком.

– А это надо объяснять?

– Вообще-то да. Я явно не в состоянии понять это самостоятельно.

– Прекрасно. – Если защита – лучшее нападение, она встретится с ним лицом к лицу. – Ты все время работал, а когда не работал, был где-то еще, занимался какими-то сумасшедшими вещами в одиночку и только для себя. После смерти Серафины у нас просто не было возможности и времени исцелиться. Моя жизнь превратилась в бесконечные процедуры ЭКО ради твоего драгоценного наследника, а когда они не сработали, ты просто отдалился и стал еще более холодным, чем обычно. Ты вообще не уделял мне внимания, никогда не проявлял желания поговорить со мной. Я чувствовала себя потерянной, одинокой, несчастной.