Пробуждение на работе. 35 практичных буддийских принципов, позволяющих обрести ясность и равновесие среди рабочего хаоса - Майкл Кэрролл

Быть трусом – значит жить в гнетущем, тревожном состоянии между надеждой и страхом – боясь, как бы что-то на работе не пошло не так, и надеясь на безопасность и успех. Вместо того чтобы доверять себе и действовать искренне, мы смотрим на работу, по сути, как на угрозу, которую надо «держать в руках», чтобы не попасть впросак. Мы не высказываем свои опасения и соглашаемся со своим статусом-кво, даже если он только мешает работе, вместо того, чтобы высказывать своё мнение, – ведь если мы его выскажем, может случиться самое худшее. Наша склонность к порядочности и искренности находится в конфликте с беспокойным стремлением к безопасности, и мы нервничаем, молчаливо замираем, дабы спасти свою карьеру, зарплату, репутацию или работу. Подобная трусость мелка и плачевна, в конечном итоге она никогда не достигает своей цели.

С другой стороны, быть бесстрашным – значит жить без всяких гарантий. На работе не просто что-то может пойти не так, но обязательно пойдёт – однако мы верим, что сможем сделать всё, что в наших силах. Вместо того чтобы воспринимать беспорядок и сложности на работе как угрозу, мы начинаем относиться к ним с позиции базовой уверенности: зная, что окажем на ситуацию достаточное влияние, если просто будем вести себя искренне в данный момент. Мы признаём, что быть искренними – наш единственный выбор и что совершенно бессмысленно прятаться за тишиной страха.

Однако не стоит стыдиться своего трусливого поведения на работе. Чтобы выйти за пределы тишины страха, нам нужно признать, что в нашей жизни есть то, что требуется преодолеть, а именно – наш страх. Признав свою трусость, мы тем самым обретаем искомую смелость. Когда Хауэлл Рейнс из «New York Times» – ещё до того, как оставил свою должность – встретился со своими подчинёнными, он попытался бороться со своей трусостью и признал: «Я виноват, что был недостаточно бдителен», «В ваших глазах я выгляжу неприступным и высокомерным», «Я пришёл сюда, чтобы прислушаться к вашему гневу». Хотя его действия были несколько запоздалыми, Рейнс, тем не менее, стремился понять суть страха и создать возможности для проявления смелости. Будучи лидером, он вовлёк своих подчинённых в разговор, который описывался как «необыкновенно спонтанный, эмоциональный и искренний»; во время этого разговора он лицом к лицу встретился с рабочим хаосом и сделал важный шаг, выйдя за пределы его собственного «жёсткого» стиля трусости.

Слова «Выйдите из тишины страха» побуждают нас выказывать чрезвычайную чуткость к проявлениям страха, который выступает под маской молчания из-за того, что его отрицают. В частности, если мы занимаем положение лидера, можно со знанием дела обсудить с другими людьми свои страхи и опасения, а также внимательно выслушать, что они сами расскажут об особенно болезненных для них вопросах. Когда нам говорят: «Меня могли бы уволить за такие слова!» или «У нас из-за этого будут проблемы», нужно внимательно слушать и созерцать происходящее на уровне сердца. Самое главное, что позволяет без страха действовать на работе, – это умение распознавать подобную неловкость как в себе, так и в других.

Чтобы выйти из тишины страха, также требуется быть внимательным к своему поведению, проявлять бдительность по отношению к любым противоречивым сигналам со своей стороны, которые могут смутить или вывести из равновесия других людей. Способность принимать критику, умение внимательно слушать других и сотрудничать с ними, уважение к личному пространству, вдумчивое обсуждение сложных тем, точность в использовании слов – всё это кирпичи, с помощью которых мы со знанием дела, последовательно создаём рабочую среду, свободную от страха. Преодолеть свой молчаливый страх – значит глубоко ощутить те страдания, которое многие из нас переживают каждый день при выполнении своей работы; это значит признать, что все мы достойны быть свободными от тревоги и страха.

Власть может вызывать у нас неприятные чувства. Нам может быть даже неприятно слышать или произносить это слово. Если бы на собрании, в присутствии своих коллег, мы сказали бы: «Я хочу власти», то участники собрания, скорее всего, расстроились бы или сочли нас слегка ненормальными. Эти слова попросту звучали бы неуместно. О власти не говорят столь небрежно. А если бы наш коллега шепнул: «Слушай, не хочешь взглянуть, у меня тут кое-что интересное в портфеле?», и, бросив туда беглый взгляд, мы увидели бы аккуратно уложенные пачки купюр примерно на миллион долларов, то, вероятно, ощутили бы некоторую нервозность. Нельзя же просто так носить в чемодане такое количество власти. Есть шанс забыть чемодан в салоне такси.

Порой власть вызывает у нас настолько сильную тревогу, что это нас просто парализует. Скажем, стоит нам оказаться в лифте с кинозвездой или знаменитым баскетболистом, как мы застываем на месте. Мы пытаемся «вести себя, как ни в чём не бывало». Или же обнаруживаем, что едва можем пошевелить губами, чтобы попросить у звезды ниточку с одежды для коллекции своего фан-клуба.

Близость к власти – нашей собственной или чужой – вызывает у нас неловкость по той причине, что интуитивно мы чувствуем: можно сказать или сделать что-то такое, что изменит нашу жизнь в неизвестную сторону. Мы чувствуем возможности, но не уверены в них. Неопределённость вызывает у нас беспокойство, но одновременно мы чувствуем глубокую вовлечённость в ситуацию.

С одной стороны, такая неизвестность может быть привлекательна. Возможно, кинозвезда, с которой мы оказались в лифте, повернётся и поздоровается; возможно, наш начальник подумывает о нашем повышении. Такие «вероятности» вдохновляют и настораживают нас. С другой стороны, власть со всей её неопределённостью может пугать. Может быть, мы получим повышение и станем руководить новым «продвинутым» проектом, с тем лишь, чтобы потом выяснить, что директор компании сомневается во всём этом предприятии и, вероятно, считает, что в него не стоит вкладываться. Возможно, наш новый проект – безнадёжное предприятие, а тяжкий труд нашей команды и карьера наших коллег оказываются в рискованном положении. Возможно, мы планируем проводить клинические испытания нового лекарства против рака, которое обещает быть потрясающе эффективным, однако нам придётся отклонять заявки некоторых страдающих пациентов, хотя их жизни находятся в наших руках. Такие «вероятности» расстраивают и точно так же настораживают.

Из-за непредсказуемости власти мы можем начать тосковать по простоте. Порой мы жаждем вернуться назад в детство, когда всей полнотой власти обладали наши родители и нам не нужно было беспокоиться о превратностях жизни. Порой же мы хотим стать как судья Джуди – как было бы удобно, если бы при нашем появлении кто-то говорил «Всем встать!». В телепередаче «Судья Джуди» нам понятно, кому принадлежит власть и когда будут приняты решения. Мы хотели бы распоряжаться властью и авторитетом так, чтобы жизнь стала проще и не подкидывала нам неожиданностей в лифт, чемодан или на рабочий стол.

Тем не менее, в условиях работы власть, как и всё прочее, остаётся явлением сложным, неуловимым и непредсказуемым. Власть никогда не сосредотачивается в одном месте, но постоянно перемещается и меняет облик. Сейчас вся власть сосредоточена в руках у клиента, который подписывает договор. Как только мы заключили договор, расстановка сил меняется, и теперь уже мы являемся генеральным подрядчиком, ответственным за строительство нового городского центра стоимостью 350 миллионов долларов. Сейчас наш коллега презентует продукт, а через мгновение покупатель поворачивается к нам и говорит: «А что думаете вы?» Власть переходит от человека к человеку; в ситуациях, где она играет какую-то роль, ничего нельзя заранее продумать. То, что мы скажем или сделаем прямо сейчас, может иметь далеко идущие последствия. Наше поведение – принимаем ли мы на себя обязательства, произносим ли речь, храним молчание, рискуем – может привести к необратимым последствиям, с которыми нам или другим людям придётся мириться.