Черчилль - Пол Джонсон

Положение усложнялось тем, что Япония, которая долгое время была надежным другом и союзником Британии, в известный момент превратилась в потенциального противника. Начиная с 1860-х годов, Япония постепенно трансформировалась в современную державу. Пруссия подготовила и вооружила японскую армию, Британия – флот: все японские военные суда строились на британских верфях, пока японцы не научились строить их самостоятельно. Англо-японский союзный договор, являвшийся ключевым элементом сотрудничества, планировалось возобновить в 1922-м, но к тому времени Ллойду Джорджу было не до того, ему надо было спасать распадающуюся коалицию. И вместо продления договора, Британия, поддавшись давлению занимавшей жесткую антияпонскую позицию Америки, вступила в международный союз, известный как Вашингтонское морское соглашении о разоружении. По этому соглашению пропорция общего тоннажа крупных боевых кораблей составила 5:5:3 для Британии, Соединенных Штатов и Японии соответственно. Японцы восприняли это как унизительное оскорбление и так никогда Британии этого не простили. Было еще несколько скользких моментов: устанавливался предел водоизмещения военных кораблей – 35 тонн, американцы назвали это «праздником для флота». Япония сделалась несговорчивой и настаивала на включении пункта, по которому Британии запрещалось строить военно-морские базы севернее Сингапура или западнее Гавайских островов.

Неизвестно, почему Черчилль не оспаривал изменение политики по отношению к Японии и, соответственно, ослабление позиций британского флота в Тихом океане. В дальнейшем это привело к ужасающим последствиям 1941 – 1942 годов. В тот момент он не предвидел исходившей от Японии опасности. 15 декабря 1924 года, едва назначенный на пост министра финансов и решительно настроенный экономить, он пишет весьма аргументированное и подкрепленное статистикой письмо Болдуину о том, что для войны с Японией нет никаких оснований:

Черчилль оказался недальновиден в отношении силы и намерений японцев, в итоге новая британская база в Сингапуре сделалась уязвимой. Лейбористы настаивали на том, чтобы полностью закрыть объект, Черчилль расстроил эти планы, однако он полагал, что оборонять базу возможно лишь силами авиации, и ему не приходило в голову, что японская армия сможет завладеть ею на суше, наступая через Малайзию. Когда это произошло, он, разумеется, взял вину на себя, он никогда не уклонялся от ответственности, и все-таки поражение Британии на Дальнем Востоке в 1941-1942-м остается на его совести. И тем не менее 20-е годы были блестящим периодом в жизни Черчилля. Болдуин, постоянно расхваливающий его в своих письма к королю, называл его «звездой правительства». Пресса взяла за обыкновение писать о нем как об «улыбающемся министре». Его проекты бюджетов стали «событиями года» (Times). Своему всегдашнему критику лорду Уинтертону он теперь казался «человеком изменившимся… стоящим на голову выше любого в Палате общин, не исключая и Ллойда Джорджа… он хоть и поздно, но приобрел необходимый для работы в парламенте запас такта, терпения и юмора, он способен шутить в любых ситуациях; никто лучше Уинстона не мог «досадить глупцам», теперь он располагает к себе каждого, и в Палате, и в кабинетах, он стал популярен, как никогда прежде».

20-е годы благоприятствовали всем, кто искал успеха. Но мало кому это удалось так, как Черчиллю. Ему нравилось класть кирпичи и работать на экскаваторе, и Чартвелл хорошел на глазах, становясь все уютнее. Он рисовал все лучше и лучше, его консультировал такой мастер, как Уолтер Сикерт (тот записал свои наставления, и их непременно стоит прочитать). Он был азартным спортсменом и продолжал играть в поло вплоть до 1927 года, ему тогда исполнилось пятьдесят три. Он охотился, чаще – на диких кабанов, в поместье, которое его друг «Вендор», герцог Вестминстерский, держал специально для этой цели на юго-западе Франции. Он любил скорость и сам водил автомобиль, пока в 1925 году Клемми не настояла, чтобы он взял шофера. Он писал при первой возможности, он заканчивал большую книгу о Мировой войне и начал работать над грандиозной биографией своего предка Мальборо. Брэкен устроил ему выгодные контракты. Черчилли преуспевали. Наверное, в 20-е годы он выпил больше шампанского, чем за любое другое десятилетие своей жизни, сохранилась виньетка, где он изображен с бутылкой бренди 1863 года. Черчилль держал большой штат секретарей, аналитиков и молодых историков-консультантов. Он зарабатывал и тратил – такова была его философия богатства:

Он призывал к «поощрению усилий» и «наказанию бездействия» и без сомнения следовал тому, к чему сам же призывал.

Несмотря на блестящего министра финансов, страна отказала в доверии Болдуину на всеобщих выборах 1929 года. Консерваторы набрали больше голосов, чем лейбористы, однако Макдональд получил большинство в парламенте и сформировал новое правительство. Отстраненный от обязанностей, Черчилль сразу же занялся бизнесом и был чрезвычайно успешен. В силу своего положения у него не было возможности играть на бирже во времена биржевого бума в конце 20-х. Теперь такая возможность у него была. Он читал лекции в Америке и писал статьи для американских журналов, все это хорошо оплачивалось. 20 сентября 1929 года он написал жене из Калифорнии, что «огромная, исключительная удача» посетила его на финансовой бирже благодаря совету сэра Гарри Макгована, главы правления «Империал Кемикалз» (Imperial Chemicals) (Черчилль принял его в члены «Другого клуба», а тот в свою очередь присматривал за его финансами). Он также проинструктировал Клемми о подготовке грандиозного приема в Лондоне для «коллег, членов Парламента и некоторых чрезвычайно важных бизнесменов». Он заработал примерно 20 000 фунтов, после чего написал ей:

Месяц спустя все это обратилось в прах и было сметено ветром с Уолл-стрит, его разрушительные вихри пронеслись по каньонам небоскребов. Черчилль был на одном из обедов, где хозяин дома приветствовал гостей словами «друзья и бывшие миллионеры». Еще он сказал: «Под моим окном некий джентльмен бросился вниз с пятнадцатого этажа и разбился вдребезги». Макгован спекулировал фондами, полученными под залог акций, (Черчилль этого не понимал), он не только потерял деньги, но влез в долги. Он стал подумывать о продаже Чартвелла, однако время было неподходящее. В итоге он с двойным усердием стал писать, добиваясь новых контрактов и лекционных туров. Его заработки превысили 40 000 фунтов в год, огромный доход по тем временам. Но его уверенность в себе пошатнулась, и, уязвленный, он вновь начал делать политические ошибки.