Стервятник - Александр Бушков

Родион направился следом за ней к валявшимся возле густыхзарослей полураскрошившимся бетонным блокам, ощущая скорее любопытство – чемэто все кончится? Независимо от того, выгорит или нет, приключение, что ниговори, с капелькой романтики…

Вокруг валялось неисчислимое количество пробок, газетныхобрывков, пустых оберток от шоколада и китайских печенюшек, в лунном свететускло отблескивали россыпи стеклянного крошева – целой бутылки он не увидел ниодной, успели подобрать вездесущие бичи. Дальше, за кустами (на ветках еще небыло ни единого листочка) лежали на воде длинные желтые отблески фонарей,словно огромное морское чудовище, темнел остров Кумышева, а на том берегусветились бело-синие фонари вдоль набережной и сиял окошками длинный ряддевятиэтажек.

Ирина, подстелив полы плаща, непринужденно уселась напыльную бетонную глыбу, отхлебнула из бутылки и подняла на него глаза:

– Слушай… Если ты криминальный мальчик, давай попросту –забирай все эти побрякушки, – она тряхнула длинными тонкими пальцами, икамни в перстнях сверкнули разноцветными лучиками, – и сваливай. Орать небуду, а приметы дам чужие – плевать, все застраховано, да и муженек будет вовсем виноват, новые купит, как миленький…

Родион поднял ее с бетона и, просунув ладони под плащ, обнявтонкую талию, притянул к себе. Она обмякла в его объятиях, не протестуя и невырываясь, припала к губам. Тело было жарким и хрупким, в его руках покорнозамерла определенно изголодавшаяся женщина. Прошло довольно много времени,прежде чем они оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание.

– Кажется, я тебя зря заподозрила… – сказала она, чутьзадыхаясь. – Целуешься бережно… Отпусти, я глотну твоей дряни… Тебя домане потеряют?

– Да нет, – сказал он искренне.

– Сложности?

– Ага, свои…

– Вот и прекрасно, – усмехнулась она, усаживаясь набетон. – Ладно, ты на сегодня – мое приключение, если ничего не имеешьпротив…

– А как…

– Все устроится. Увидишь.

– Слушай, не пойму я, – сказал он искренне, усаживаясьрядом и обнимая ее за плечи. – Этак вдруг…

– Вы что, моралист, дон Сезар?

– Да нет, пожалуй. Не пойму просто, к чему вдруг соблазнятьпростого кучера…

– Симпатичного кучера, – усмехнулась она. –Приятно пахнущего недешевой туалетной водой «Шевалье»… Родик, если у женщиныесть куча бриллиантов и прочих дорогостоящих благ, это еще не значит, чтоимеется и шеренга великолепных мужчин, готовых вмиг удовлетворить естественныеженские желания. Наоборот. Родной муженек, чтоб ему сдохнуть, сам трахает раз вгод, а в остальное время пускает по пятам хвостов, чтобы блюли нравственность,микрофоны, гондон, в пудреницу подкладывает. А в том кругу, где имеем счастьевращаться, сплошь и рядом не с кем прокрутить любовь. Пользовалась пару размальчиками по вызову, но от них такая тоска… Как роботы. Ты вообще кто?

– Совдеповский инженер с женой-бизнесменшей, – сказалон, подумав.

– Ага, вот почему и ухоженный… Комплексы есть? Ты не молчи,и так знаю, что есть. Ничего унизительного, у меня у самой их, что блох…Супруга под каблуком держит?

– Самое поганое, что не держит, – сказал он неожиданнодля себя откровенно.

– Понимаю, – сказала она, положив ему голову наплечо. – Нет, правда, понимаю, хоть и пьяная… И это еще хуже, а? Бог тымой, куда ни посмотри – такая безнадега… И это еще хуже, когда не держит…Уехать бы за бугор, так там и вовсе с тоски умом рехнешься – насмотрелась наних, спасибо… Выпьешь?

Мысленно махнув рукой, он глотнул приторно-сладкой дрянинесомненно химического происхождения – от пары глотков не развезет, в бардачкеваляется пара мускатных орешков. От ночной реки тянуло промозглой сыростью,Ирина зябко поежилась, запахнулась в плащ:

– Сто лет так не сидела… Благодать какая.

– Не замерзнешь?

– А, сейчас допьем и поедем… Ты не бойся, этот обормот и всамом деле не проснется, хоть из пушки пали.

– Послушай, а ты-то кто?

– Какая разница? – усмехнулась она. – Случайнаяподруга дона Сезара, выпорхнувшая на часок из золотой клетки…

– А он? – спросил Родион, кивнув в сторону видневшейсяотсюда машины, – она стояла в тени, поодаль от фонарей, метрах впятидесяти.

– Крутой мэн, разве не видно? – прозвучала в ее голосенеподдельная тоска. – До определенного момента держался, а потом вдругрезко слетел с резьбы – деловитости все меньше, а водочки все больше, сил уженет… Не мафиози, не трепещи, наш отечественный Форд и Вестингауз… в прошлом.Поедем, может? Сейчас допью только… – Она закинула голову, переливая в себяостатки бледно-розовой жидкости.

Поблизости затрещали сухие кусты. Глянув в ту сторону,Родион ощутил неприятный холодок – как сердце чуяло, нарвались. Будь один,сбежал бы без всякого стыда, а теперь ведь не бросишь ее, и баллончик остался вмашине…

Они выходили из кустов волчьей вереницей – видавшие видышантарские тинейджеры, соплячье в непременных кожанках и спортивных штанах.Каждого в отдельности можно без особого труда прогнать на пинках вокруг города,если только не надоест бегать на такие дистанции, но в стае опасны, как чума.Он машинально считал: пять… шесть… Семеро. И не похоже, чтобы собиралисьразойтись мирно – держат курс прямо на сидящих, старательно притворяясь, будтои не замечают их, но передние очень уж многозначительно захихикали, азамыкающий, тащивший на плече длинный магнитофон, громко запел нарочитогнусавым голосом:

– Я снимал с ее бедер нейлон, я натягивал тонкий гондон…

Место было глухое, частенько мелькавшее в криминальныхсводках. Родион только сейчас понял, какого дурака свалял. Сунул руку подкуртку, надеясь, что на них подействует.

Не похоже что-то. Шпанцы остановились полукругом метрах вдесяти от них, тот, что волок магнитофон, поставил его на землю, поддернулштаны, с пакостной ухмылкой созерцая парочку. Ирина, глядя на них без малейшейтревоги, вдруг громко сказала Родиону:

– Смотри, как поздно деточки гуляют, о чем только родителидумают…

Ни черта она не понимала, сразу видно. Привыкла к насквозьбезопасной и беспечальной жизни.

– Эй, мужик! – нарочито равнодушным голосом окликнулРодиона один. – Ты сам слиняешь или ускорение придать?

В руках у них ничего не было, это давало зыбкий шанс. Заведяруку за спину, Родион нащупал пустую бутылку, поставленную на бетон Ириной,сжал пальцы вокруг высокого тонкого горлышка. За себя он, если подумать, небоялся, и хорошая драка была делом привычным, хоть и подзабытым. Трахнутьбутылкой по бетону, потом вмазать «розочкой» по роже первому попавшемуся – дакак следует, чтобы кровь брызнула. Врезать еще одному-двум под истошные воплипорезанного – можно и прорваться. Что она сидит, как дура, неужели не понимает?