Зона сна - Олег Горяйнов

– А что они будут видеть? Я не понял вопроса.

– Должны же они что-то видеть. Когда твой белый падает в угольную шахту, они видят его падение и видят, как он из белого постепенно становится чёрным. Так?

– Так.

– А если он движется во времени вспять? Ведь время одно для всех. Он сначала не материальное тело, а бесплотная душа; потом более густое; наконец – вполне материальное, пока не завершает свой путь в прошлое и не начинает там свою жизнь. А люди, живущие оттуда сюда, после того как он, то есть я, ожив в этом прошлом, уйдёт куда-нибудь, будут десятилетиями, а то и столетиями постоянно видеть это– материальное, но не живое, абсолютно похожее на человека. Это буду я, совершающий свой путь в прошлое.

– И как оно будет выглядеть в их глазах?

– Как памятник, я полагаю. Статуя в человеческих пропорциях. Но этого не происходит, а потому твоя теория неверна. А кстати, оказываются полной чепухой все до одного фантастические произведения о путешествиях во времени! Во времени путешествовать нельзя.

– А почему ты так в этом уверен?

– Потому что я сам, оказавшись в прошлом, тоже видел бы свой «памятник» – след моего «пролёта» во времени. А я, как тебе известно, в прошлом однажды побывал, а ничего такого не встречал.

– Да где ты был-то, сынок! Ты сам этого не знаешь. Может, совсем недалеко во времени и твой «памятник» сдуло ветром. А если бы ты углубился в прошлое лет на пятьсот, то заметил бы и его.

Они долго мусолили эту тему, придумывая такие смешные сюжеты, что нахохотались до изнеможения.

– Например, некий наш потомок, – придумывал отец, – встал в позу дискобола и отправился в Древнюю Грецию. А прибыв туда, оставил свой «памятник» и пошёл в харчевню. Некий бродяга, наткнувшись на «произведение искусства», оттащил его к скульптору по имени Мирон и говорит: «Это не ваше, случайно?» – «Нет», – говорит скульптор. А сам взял статую себе, а чтобы не украли – начертал экслибрис: «Мирон». И стоит теперь «Дискобол» Мирона в музее!

– Однажды, когда наступит время жизни этого нашего потомка, придут в музей посетители, а статуи нет! Она растворилась во времени, но все решат, что украли, и будут искать, сокрушаясь об утрате: ах, ах! – смеялся Ник.

После того как Николаус «окунулся», по его словам, в прошлое, они с отцом поверили, что такой случай может повториться, и взяли за правило ежедневно обсуждать, как ему действовать, буде он окажется в той или иной эпохе.

Больше всего их огорчала ужасающая ситуация в России. Со слов бабушки Зори они знали, сколь культурна и богата была эта страна. А теперь? После войны 1939 года, когда Англия раздраконила Россию в пух и прах – за то, что та хотела вернуть себе левобережье Днепра, – и после войны Англо-американской, когда по России ударили и те и другие, она превратилась в ничто. Несколько княжеств, ханств и республик, дерущихся за право продать свой жалкий урожай Азербайджану, Саксонии или Японии, лишь немногим более богатым, чем они сами! Какая уж там культура, какой Пушкин: не осталось ни одного высшего учебного заведения – детки элиты учатся в специальных вузах Англии!

Поэтому Садовы намеревались, если представится случай попасть в прошлое, подорвать геополитическую монополию Англии в пользу России и – в память деда Отто – Германии. И та и другая пребывали сейчас, в 2010 году, в раздробленном состоянии; следовало найти в прошлом «болевые точки», приведшие к такому положению дел, и воздействовать на них, чтобы стало иначе.

Вариантов было много. Предотвратить Первую мировую войну. Развернуть в другую сторону русскую революцию – чтобы Лавр Корнилов и разваливший Россию Антон Деникин не пришли к власти. Спасти от покушения Александра II. Вмешаться в противостояние на Сенатской площади в декабре 1825 года. Разоблачить заговор англоманов против императора Павла Петровича в 1801-м…

Но сделать хоть что-то можно, только имея полную информацию о событиях. Списки заинтересованных лиц, поводы к действиям, даты, документы – всё следовало хранить в памяти, поскольку, попав туда, свериться было бы не с чем. Но куда попадёшь, предвидеть заранее невозможно! Вот по этой причине покупка книг и многочасовые поиски в Сети пробили заметную брешь в семейном бюджете; впрочем, Виктор и Ник считали, что дело того стоит. Они настолько верили, что их планы осуществятся, что Ник начал ускоренно учить русский язык и записался в секцию вольной борьбы.

Тут-то их и осенило: в какую бы эпоху ни занёс Ника его чудесный дар, добраться из Америки в Европу, а тем более в Россию для него будет трудновато. Им следовало находиться поближе к театру возможных событий!

Так случилось, что они оказались в это время совершенно свободными в своём выборе. Виктор, успевший к моменту смерти деда проработать на угольных шахтах штата, побывать на Аляске, в Канаде и в Перу, преподавал горное дело в Питсбургском университете. Когда Отто умер, он с женой Габриэлой и маленьким Ником вернулся в Харрисвилл, чтобы быть ближе к матушке, которая осталась одна; его сестра Наташа, не в силах побороть в себе дурацкую мечту стать кинозвездой, уехала в Калифорнию.

Затем умерла матушка, а через год от него ушла жена. Так что теперь двух авантюристов ничто ни в Харрисвилле, ни вообще в Америке не держало. Они, два специалиста-горняка, завербовались в концессионную фирму, которых в бывших российских землях было преизрядно, прошли полугодовой курс подготовки, продали всё своё недвижимое имущество и вылетели в Итиль-Уральскую республику. Был, конечно, риск, что, «окунувшись» в прошлое в этих местах, угодишь к диким башкирам или татарам, не присоединённым ещё к России, но с этим риском приходилось мириться. Они спешили и оказались правы: в первый же день в Екатеринбурге, едва распаковав вещи, Николай обнаружил себя голым среди каких-то убогих домишек: это был тот же Екатеринбург, но мая 1798 года.

И вот теперь, почти три года спустя, он – преуспевающий горнозаводчик, умеющий будто волшебством открывать залежи различных руд, друг президента Берг-коллегии, завсегдатай светских салонов и, общепризнанно, самый завидный жених столицы – шёл по Невскому проспекту, и лёгкая улыбка играла на его губах. На эту ночь, с 11 на 12 марта 1801 года, намечен государственный переворот и убийство императора Павла, и он – поимённо зная всех участников заговора, а ход событий этой ночи помня по минутам – был уверен, что сможет спасти императора, изменив судьбу России и мира.

Стас проснулся, но глаза открывать не спешил. Такой славный запах заполнил его ноздри, что можно было с этим подождать. Благо роспись храма окончена. Зима на носу. Время роздыха честному крестьянину. А запах был замечателен не только тем, что в нём отсутствовали напоминания об онучах, прелой овчине и скотине, топочущейся в сенцах, но и тем, что в нём была сладость печева.

Объяснение могло быть одно-единственное: любезная Алёнушка вернулась из Москвы раньше времени и, пока он спал, проветрила горницу, неслышно развела огонь в печи и испекла нечто бесподобное – судя по запаху-то. А он-то спит! Так можно проспать и Царствие Небесное. И есть охота едва не до дрожи. Умаялся давеча, что ли, зело сильно, Богоматерь малюя и домой возвращаясь…