Радость поутру - Пэлем Грэнвил Вудхауз

В то же мгновение мальчишка Эдвин произнес: «Э!», нагнулся и поднял пакетик с пола.

– Это ты уронил? – спросил он.

Ему сразу же пришлось оставить всякие подозрения насчет того, что у меня может быть сломана нога, поскольку я прыгнул к нему с живостью пантеры, легко перелетев через всю прихожую. Выхватил из его лапы пакетик и снова сунул в карман.

Бойскаут немедленно заинтересовался:

– Что это у тебя?

– Брошь. Подарок для Флоренс на день рождения.

– Хочешь, я передам?

– Нет, спасибо.

– А то я пожалуйста.

– Да нет, не надо.

– Избавлю тебя от хлопот.

При других обстоятельствах я бы, наверное, разозлился на такую беспардонную настырность и, вполне возможно, дал бы ему за это коском ботинка в зад. Ко он сейчас только оказал мне ценную услугу, и я ограничился тем, что дружески улыбнулся юному мерзавцу, чего не делал уже тысячу лет.

– Нет, спасибо, – отвечаю. – Не хочу выпускать .эту штуковину из рук.. Вечером забегу и вручу лично. Ну-с, юноша, ты молодец, – говорю я ему. – Вас, молодежь, недаром учат смотреть в оба. Скажи-ка мне, как. ты вообще поживаешь? Нормально? Никаких насморков, колик и прочих детских болезней? Превосходно. Мне было бы огорчительно услышать, что ты перенес какие-то страдания. Спасибо, что ты предложил подставить мою ногу под кран. Ценю. Жаль, что мне сейчас нечем тебя угостить. Заходи как-нибудь попозже, когда я тут устроюсь.

И на этой сердечной коте наша беседа завершилась. Я побрел в сад и постоял там, облокотясь на калитку, так как все еще ощущал некоторую дрожь в коленках и нуждался в опоре.

А почему у меня дрожали коленки, вы бы сразу поняли, если бы лучше знали мою тетю Агату.

Эта моя родственница принадлежит к числу людей, которые, подобно Наполеону, если я его ни с кем не путаю, считают любую неудачу непростительной и не желают слушать никаких, даже самых убедительных оправданий. Если тетя Агата поручила вам передать ее падчерице пакетик с брошью, а вы его потеряли, бесполезно убеждать почтенную родственницу, что такова была Божья воля, чтобы вы. споткнулись о непредусмотренное ведро, и пакетик вытряхнулся из вашего кармана. Пусть вы всего лишь беспомощная игрушка в руках рока, все равно кары не избежать.

Если бы чертова брошка не нашлась, разговорам бы конца не было. От этого случая повелось бы новое летоисчисление, О мировых катаклизмах говорилось бы, что они произошли «как раз тогда, когда Берти потерял брошь», или «вскоре после того, как Берти так оскандалился с подарком для Флоренс». Моя тетя Агата вроде слона – не внешне, с виду-то она скорее напоминает тонко воспитанного стервятника, – а потому что никогда ничего не забывает.

Я стоял, опираясь на калитку, и в душе у меня кипели добрые чувства к Эдвину. Как же я мог все это время видеть в нем лишь маленького востроносого безобразника и ничего больше? И уже собрался было перейти к обдумыванию вопроса о том, не купить ли ему подарок за примерно: поведение, как вдруг раздался взрыв, я обернулся и увидел, что «Укромный уголок» весь охвачен пламенем.

Я страшно удивился.

Конечно, полюбоваться хорошим пожаром всякому приятно, и поначалу я просто стоял и отчужденно рассматривал эту красочную картину всесожжения. Пожар был многообещающий. Уже полыхала тростниковая кровля, казалось еще немного, и вся эта старинная музейная постройка, прогнившая и высушенная, как трут, засучит рукава и возьмется за дело всерьез. Так что минуты две я просто стоял и мирно любовался.

Но немного погодя восторг мой умерила некая тревожная мысль: а ведь юный Эдвин, когда я его последний раз наблюдал, направлялся, между прочим, в кухню. А следовательно, он вполне может и сейчас там находиться, и если по соответствующим каналам не будут приняты срочные меры, он вскоре окажется непригоден для дальнейшего общения. Следом пришла еще более беспокойная мысль: единственное присутствующее лицо, от которого можно ожидать героических действий по детскому спасению, это старина Вустер.

Я погрузился в размышления. Надеюсь, вы не будете спорить, что вообще-то я человек довольно бесстрашный, но тут, признаюсь, что-то меня останавливало. Помимо всего прочего, мое отношение к данному отроку, которому сейчас грозила опасность быть изжаренным с обеих сторон, опять круто переменилось.

Если помните, незадолго перед тем я думал о юном Эдвине благожелательно и даже был близок к мысли купить ему какой-нибудь недорогой подарок. Но сейчас я снова видел его в осудительном свете. Ведь последнему тупице ясно, что это его сомнительная деятельность привела к воспламенению, и поэтому меня тянуло оставить все как есть и не вмешиваться.

Однако положение было такое, про которое говорят, что оно обязывает, и поэтому я решил совершить благородный поступок, скинул пиджак, отшвырнул подальше и уже приготовился нырнуть в горящее здание, хотя и досадно было, что приходится мазаться сажей в угоду паршивому мальчишке, который в изжаренном виде стал бы только лучше, как вдруг он появляется. Закопченный и без бровей, но в остальном – хоть бы хны. Скорее даже довольный, чем испуганный.

– Ух ты! – произнес он с гордостью. – Здорово рвануло, а?

Я строго взглянул на него.

– Что ты, черт подери, там натворил, немыслимое юное чудовище? – спросил я. – Что это был за взрыв?

– Дымоход в кухне бабахнул. В нем было полно сажи, и я положил туда пороху. Должно быть, чересчур много сунул. Потому что раздался жуткий грохот, и все вроде как запылало. Ух ты! То-то смеху было!

– Ты что же, не мог водой залить?

– Я залил. Но это оказалась не вода, а керосин.

Я схватился за голову. Меня обуяло страшное волнение. Только теперь я вдруг сообразил, что дом, обреченный у меня на глазах рассыпаться пеплом на погребальном костре, – это летняя стоянка Вустера, и во мне проснулся дух квартиросъемщика. Меня отчаянно подмывало всыпать дубиной полдюжины горячих этому мерзкому юнцу. Но как отлупишь ребенка с опаленными бровями? Да и дубины у меня при себе не было.

– Ну и натворил ты тут бед, – сказал я ему.

– Вышло не совсем так, как я рассчитывал, – согласился он. – Но мне необходимо было сделать доброе дело за прошлую пятницу.

При последних его словах мне сразу все стало ясно. Я так давно не виделся с этим юным исчадьем ада, что совсем упустил из виду одну особенность его психологии, которая делает его подлинной грозой здешних мест.

Мальчик Эдвин, припомнил я, принадлежит к числу детей, которые, когда за что-то берутся, не жалеют сил. Он относится к жизни с такой же серьезностью, как его сестра Флоренс. Вступая в бойскауты, он не допускал и мысли о том, чтобы увиливать от своих обязанностей. А так как у них там требуется каждый день совершать одно доброе дело, Эдвин ответственно и неуклонно принялся творить добрые дела. Однако за мирскими хлопотами он, к несчастью, постоянно отстает от графика, а потом на таком аллюре пускается вдогонку за самим собой, что место его пребывания очень скоро превращается в сущий ад для человека и зверя. Так было в Шропшире, когда я впервые с ним встретился в доме у родственников, и так, судя по всему, обстояло дело и сейчас.