Радость поутру - Пэлем Грэнвил Вудхауз

С озабоченным лицом, задумчиво прикусив губу, я подобрал с земли пиджак и надел. Человек послабее духом, чем я, обнаружив, что очутился в местности, где имеются не только Флоренс Крэй, полицейский Чеддер по прозвищу Сыр и дядя Перси, но еще и Эдвин, творящий добрые дела, ощутил бы, наверное, дрожь в коленках. Вполне возможно, что то же самое произошло бы и со мной, если бы не ужасное открытие, которое потрясло мою душу, вырвало у меня из груди сдавленный вопль и совершенно заслонило и Флоренс, и Сыра, и Эдвина, и дядю Перси.

Я вдруг сообразил, что маленький чемоданчик с костюмом Синдбада Морехода находится в прихожей «Укромного уголка», и что языки пламени приближаются туда с каждой секундой.

Тут уж мне было не до сомнений и колебаний. Когда вопрос стоял о том, чтобы, рискуя жизнью, спасать бойскаутов, я еще сомневался и скреб подбородок. Но здесь совсем другое дело. Синдбад был мне нужен. Если я не спасу его, у меня не будет возможности завтра вечером принять участие в костюмированном бале, который представлял собой единственное светлое пятно на фоне непроглядно мрачного ближайшего будущего. Конечно, можно было бы попробовать рвануть обратно в Лондон и раздобыть другой костюм, но небось всего лишь какого-нибудь Пьеро, а я всем сердцем прикипел к Синдбаду и рыжей бороде.

Эдвин плел что-то такое про пожарную команду. Я рассеянно поддакивал. Но потом набрался храбрости, поручил душу Господу и, точно заяц, устремился в дом.

Оказалось, впрочем, что я напрасно так беспокоился. Правда, по прихожей расплывались черные клубы дыма, но что это для человека, который сиживал под боком у Китекэта Перебрайта, когда тот курил сигару своей любимой марки? Конечно, еще несколько мгновений, и весь домик весело вспыхнет, можно не сомневаться, но пока что условия приближались к нормальным.

Однако мой рассказ не о том, как Бертрам Вустер едва не зажарился в пламени, а просто о том, как он подхватил чемоданчик и, насвистывая бодрый мотив, вышел наружу совершенно целый и невредимый. Разве что на минуту в горле слегка запершило, а так – ничего.

Однако опасность, которой так легко удалось избежать внутри, грозно поджидала меня снаружи. Первое, что предстало моим глазам на свежем воздухе, был дядя Перси у ворот. А так как Эдвин куда-то делся, должно быть, побежал за пожарниками, я оказался с дядей один на один среди бескрайних просторов – ситуация, которую я с отрочества считал для себя совершенно неприемлемой.

– А, дядя Перси! – приветствовал я его. – Добрый день, добрый день.

Случайный прохожий, услышав эти слова и уловив приветливый тон, которым они были произнесены, ошибочно решил бы, что Бертрам чувствует себя вполне непринужденно. В действительности же дело обстояло совсем наоборот. Может ли кто-нибудь чувствовать себя непринужденно в присутствии этого чудовища, не знаю, но я определенно не могу. Ноги мои, не буду скрывать, утратили всякую прочность.

Вас это, возможно, удивит, ведь за опустошение, произведенное в «Укромном уголке», я ответственности не нес, и, казалось бы, чего мне бояться? Но многолетний опыт научил меня, что в подобных случаях невиновность ничего не дает. Будь ты чист, как свежевыпавший снег, или даже чище, шишки все равно валятся на того, кто оказался на месте происшествия.

Ответа на мое вежливое приветствие не последовало. Дядя смотрел мимо меня на свой домик, несомненно обреченный на безвозвратную погибель. Теперь, даже если Эдвин пригонит сюда целую пожарную команду, ничто уже не помешает «Укромному уголку» кончить земную жизнь в виде груды пепла.

– Что такое? – проговорил дядя сдавленным голосом, словно страдая от душевной раны, как, видимо, и обстояло дело в действительности. – Что? Что? Что?..

Я понял, что это может затянуться на продолжительное время, и рискнул вмешаться.

– Это пожар, – пояснил я.

– Что значит – пожар?

Как это доступнее объяснить, я не знал.

– Пожар, – просто повторил я и указал рукой на горящее здание, как бы говоря: «Смотрите сами». – Как поживаете, дядя Перси? Вы прекрасно выглядите

Последнее было неправдой, и сама моя попытка разрядить атмосферу сладкой лестью не принесла желаемого результата. Он устремил на меня страдальческий взор, в котором содержание родственной любви приближалось к нулю, и глухим, безнадежным голосом воскликнул:

– Я должен был это предвидеть! Меня предупреждали, что получится, если выпустить здесь на волю такого сумасшедшего, как ты. Я мог бы догадаться, что прежде всего, даже не успев распаковать вещи, ты сожжешь этот несчастный дом.

– Не я, – уточнил я, не желая присваивать чужие заслуги. – Эдвин.

– Эдвин? Мой сын?

– Да, я знаю, – сочувственно проговорил я. – Печально, но факт. Он ваш сын. Он наводил порядок в доме.

– От того, что наводишь порядок, дом не загорится.

– Загорится, если использовать порох.

– Порох?

– Похоже, он взорвал пару бочонков в печной трубе, чтобы ей неповадно было накапливать сажу.

Естественно, я ожидал, как и всякий на моем месте, что это откровенное объяснение оправдает меня в его глазах, и он отпустит меня без единого пятна на репутации, исключив в дальнейшем всякие личные выпады в мой адрес. Я думал, он извинится и возьмет назад ту шутку насчет сумасшедшего, а я благородно приму его извинения, и мы с ним оба, как два старых друга, покачаем головами и потолкуем про горячность молодого поколения.

Но ничего подобного. Он продолжал взирать на меня укоризненным взглядом, который мне так не понравился с самого начала.

– Какого черта ты дал мальчику порох?

Вижу, у него осталось неверное представление.

– Я не давал мальчику порох.

– Только прирожденный идиот может отдать в руки ребенка порох. Во всей Англии не найдется другого человека, который бы не понимал, что произойдет, если в руках у ребенка окажется порох. Ты соображаешь, что наделал? Тебя затем только сюда и доставили, чтобы мне было где устроить встречу с одним знакомым для обсуждения некоторых вопросов, представляющих взаимный интерес, – и вот, посмотрите, пожалуйста. Как вам это нравится?

– Н-да, неважно получилось, – вынужден был признать я как раз в тот момент, когда провалилась крыша, взметнув к небу сноп искр, от которых на наших лицах заиграл здоровый румянец.

– Залить пламя водой ты, конечно, не догадался?

– Эдвин догадался. Но это оказался керосин. Дядя вытаращился на меня с ужасом.

– Ты хочешь сказать, что пытался залить огонь керосином? Тебя надо определить в сумасшедший дом. Я займусь этим, как только подыщу необходимых специалистов.

Вести с ним разговор было особенно трудно потому, что он, как вы, должно быть, заметили, никак не мог сообразить, кто во всей этой истории сыграл главную роль, и какую именно. Такие люди, как он, слышат только два первых слова из того, что им говорят, – привык, должно быть, председательствуя на заседаниях правления, давить в зародыше речи акционеров.