Дети Солнцевых - Елизавета Кондрашова

— Ну, как провела день, Надюша? На ногах твердо стоишь? — спросила Марина Федоровна, глядя с материнской лаской на только в этот день вставшую с постели девочку. — Поклонов тебе, — продолжала она, — целый короб, и несколько писем в придачу.

Она подала воспитаннице небольшую кипу книг, связанных шнурком.

— Письма там же, — сказала она, — а в книгах все отмечено. Кривцова проверяла. Сама разберешься; впрочем, вероятно, и в письмах найдешь все объяснения. Не знаешь, где здесь лежит Солнцева, новенькая? Ее сегодня привели.

Катя приподняла голову, хотела сказать, что она здесь, но узнала Варю и вскрикнула от радости. Варя же, увидев сестру, бросилась ей на шею и, целуя ее, заговорила:

— А я уж думала, что ты сегодня умерла, как папа и Федя.

— Какая ты глупая! — сказала Катя.

Подвинувшись, она усадила сестру возле себя на постель и стала слушать с терпением взрослой бессвязную болтовню чересчур живого ребенка, мысли которого сменяются быстрее, нежели он успевает выразить их словами.

Варя начала рассказ с того, как она шла с Нютой и Любой из залы и по каким большим комнатам они проходили, и вдруг перешла на то, как девочки отвечали урок немецкому учителю, у которого большущие глаза и голова гладкая, «вот такая» — Варя показала свою ладонь и засмеялась.

— Одну девочку, — продолжала она, — он спросил, что значит Birke [43]? Она не знала. А Birne [44]? Она вдруг посмотрела на него вот такими глазами! — сказала Варя и искусно скосила глаза.

— Полно! Не смей этого делать, а то сама будешь косая. Что за страсть у тебя всех передразнивать!

Варя залилась громким серебристым смехом и продолжала весело болтать обо всем заинтересовавшем ее, перескакивала с одного предмета на другой, но ни разу не вспомнила о своих слезах и своем страхе.

Марина Федоровна дала детям наговориться вдоволь и тогда уже подошла к Кате.

— Как ты себя чувствуешь, девочка? — спросила она, приложив ко лбу Кати свою маленькую руку. — Жара нет, — заметила она. — А почему ты ничего не кушала? — спросила Марина Федоровна, показывая на нетронутый стакан и неначатую булку.

— Я и забыла, — сказала Катя, приподнимаясь с намерением сесть на постели, но вдруг побледнела и, упав на подушку, легла, не двигаясь.

— Это ничего, это пройдет, — сказала она через минуту, стараясь скрыть свое беспокойство.

— Скажи, мой друг, бывало ли это с тобой когда-нибудь прежде?

— Бывало ли что? Как сегодня, когда я упала? — спросила Катя. — Нет, никогда! Я никогда не падала, и никогда у меня голова не кружилась. Я только однажды за всю жизнь была больна и лежала в постели: это когда у меня была корь. Я не знаю, что со мной сегодня сделалось. Я и теперь совсем здорова — до тех пор пока лежу. А как только захочу встать или повернуться, мне делается нехорошо, как тогда у двери.

— Все, Бог даст, пройдет, дружочек. Завтра приедет доктор посмотреть тебя, а теперь ты ложись и спи спокойно. Сестре в класс пора. Ей позволено остаться до семи часов, а теперь семь без десяти минут. Только-только вовремя успеет. Ну, маленькая, слезай, прощайся с сестрой. Завтра в это время тебя, по всей вероятности, опять пустят к ней, конечно, если ты будешь умницей. Ты ведь будешь умницей? — спросила Марина Федоровна, хлопая Варю по плечу, будто сгоняя ее с постели. — Прощайся же с сестрой скорее! Скорее! Я не жду, догоняй меня.

Марина Федоровна пошла скорыми шагами, не оглядываясь.

— Иди, иди скорее! — заторопила Катя сестру, которая крепко обвила ее шею руками и, казалось, не хотела уходить. — Пусти, пусти! Беги, а то завтра не позволят прийти, — прибавила Катя, разнимая ее руки.

Надя Вязнина, с участием смотревшая на расставание сестер, вдруг подошла к ним и сказала, целуя Варю:

— Идите скорее, а то Марина Федоровна уйдет, а вы не найдете дороги, и вам достанется. Побежим вместе!

И она, схватив Варю за руку, побежала. Варя поневоле следовала за ней. Он догнали Марину Федоровну почти у выхода из лазарета.

Когда Надя Вязнина вернулась, Катя протянула ей свою руку.

— Благодарю вас. Какая вы добрая! — сказала она.

— А какая ваша сестра душка! И какая живая! То-то бедовая, должно быть? Как жаль, что она не может быть в одном дортуаре с вами. Она, верно, у Якуниной?

— Не знаю. А разве мы не вместе будем? — спросила Катя с беспокойством.

— Нет, ведь вы у нас. Вы в третий?

— Не знаю, право.

— В третий! — сказала с уверенностью девочка. — Мне Марина Федоровна сейчас сказала, что вы у нас.

— Как я рада! — сказала Катя. — Я эту даму уже видела, она экзаменовала меня. Она должна быть очень добрая.

— Кой черт, добрая! — произнесла вдруг, вмешиваясь в разговор, девушка с большим бледным лицом. — Она вас порадует, как заберет в свои когти!

Катя приподняла от подушки голову и с изумлением и любопытством посмотрела на говорившую. Девушка сидела на постели и, повернув к ней пухлое бледное лицо, морщась, расчесывала гребенкой свои запутавшиеся волосы.

— Ваша сестра счастливица, если она попала к Якуниной, — продолжала она. — Елена Антоновна ангел, а не классная дама. Ее почти все обожают. Ну, а вас и поздравлять не с чем. Я бы на вашем месте, признаюсь, быть не хотела.

Надя Вязнина делала вид, что ничего не слышит, а Катя совершенно не знала, что ей на это сказать, и молча смотрела на девушку.

— Вас как зовут? То есть как ваша фамилия?

— Солнцева.

— Вы уже были где-нибудь или прямо с воли?

— Как с воли? — спросила Катя, которой вопрос показался смешным.

— Ну, из дому, что ли. Не все ли равно?

— Да, мы до сих пор учились дома.

— А вы по кому в трауре?

— Папа утонул 7 ноября, — коротко и с видимым усилием ответила Катя.

Надя тотчас же почувствовала, что это один из тех вопросов, которых касаться не следует, что смерть отца была горем еще далеко не пережитым, и поспешила направить разговор на предметы и события последнего дня.

— Скажите, неужели вам после экзамена не сказали, в какой класс вы поступаете? — спросила она Катю.

— Кажется, нет. А впрочем, может быть, и говорили, но я ничего не помню из всего, что было со мной сегодня, кроме того, что голова моя росла, росла, делалась все тяжелее и тяжелее… И когда все вокруг стало кружиться, я никак этого не хотела и долго держалась за что-то, но вдруг это вырвалось у меня из рук, и я закружилась. Больше ничего не помню…

Девушка, лежавшая в постели, громко захохотала.