Со мной летела бомба - Сергей Майоров

Вот те и раз, выговорился…

— Молодой человек, — раздалось сверху, — вы что, не слышите меня? Вы к кому?

Фантасмагория булгаковская какая-то. Сон наяву.

— К Насте, — просипел я, как пионерский горн.

— А чего не заходите? — настойчиво продолжала старуха. — Она дома, только что выбегала мусор выбрасывать.

Все увидит старая!.. Почетный караул у жилища незамужней женщины… Ладно, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. Я решительно вернулся на этаж и нажал на кнопку звонка. Электронная версия «Yesterday» прозвучала как похоронный марш. По ту сторону двери послышались быстрые шаги. Если это мужик, то он весит килограммов пятьдесят пять… Дверь открылась.

Это была Настя.

Я упомянул Всевышнего, потому что не видел в своей жизни ничего более прекрасного. У меня помутилось в голове. Я стоял и смотрел на нее, не в силах произнести ни слова. Всего сутки назад я удивлялся ее красоте в больнице, и мне было странно, что она способна сохранить прическу даже в ночную смену, на работе. Я жестоко ошибался. Она ее не сохраняла. И ее вид, блеску которого я изумлялся всего сутки назад, был видом уставшей на работе женщины…

Это сейчас она стояла передо мной такой, какова она есть в повседневной жизни. Она была прекрасна. Мы молча смотрели друг на друга, и это был эпизод из известной сказки о Красавице и Чудовище. Мне было даже дико думать о том, что я небрит, растрепан и весь мой вид говорит о двухдневной несвежести.

— Загорский… — едва слышно произнесла она. — Ты женат?..

Я заметил, как ее рука, сжимающая край двери, побелела в суставах.

Не понимая нелепости совпадения ситуации и вопроса, я отрицательно покачал головой. Во рту пересохло так, что я никак не мог сглотнуть застрявший ком из бестолковых шуток, комплиментов и извинений…

— Настя, чай заварила?.. — к счастью, я не слышал того, что говорил.

* * *

Она спала на моем плече. Слушая ее ровное дыхание и вдыхая аромат ее волос, я боялся пошевелиться. Мир перевернулся для меня. Через черный квадрат окна в каждую клетку моего тела входила вечность. Я смотрел в него и не верил в происходящее. Это чувство безудержного счастья, которое испытывает каждый человек. Это — ночь перед Рождеством, последняя ночь перед твоим днем рождения, которая готовит тебе утром подарки и радость. Но утро — это начало счастья, в бесконечность которого ты вступишь. А то, что испытывал сейчас я…

Это ожидание. За каждый миг этой ночи я готов был отдать по году жизни. На моем плече спала та, в существование которой я верил, но о возможности прикоснуться к которой даже не мечтал — одновременно. Что на самом деле есть любовь? Для меня это сейчас — боязнь пошевелиться и нарушить сон Насти.

На кухонном столе, нетронутые, остались стоять торт, остывший чай да так и не початая бутылка токайского вина. Кажется, мы даже забыли задуть свечи. Но я встану только в том случае, если на кухне начнется пожар. Потому что на моем плече спит Настя.

САМОЛЕТ

Я знаком попросила Сергея остановиться. У меня закончилась кассета. Требовалась новая. Но я была даже рада этому. Во мне бурлила ревность. Совершенно неизвестная мне женщина была с Сергеем всего несколько месяцев назад. И он рассказывает мне об этом совершенно спокойно, словно не было этого взгляда в мои глаза… Мне хотелось остановить его, но я не смела. Представив на мгновение, как это было, я словно побывала на месте той девушки Насти.

Две стюардессы катили по рядам сервировочные столики. Увидев обилие напитков, я поняла, что совсем неплохо было бы выпить. Спиртное не входит в мой ежедневный рацион, но иногда оно просто необходимо.

— Сергей, тебе что подать? — спросила я, забирая со столика бокал сладкого вермута.

— Баночку колы! — усмехнулся он.

Провожая стюардессу взглядом и откупоривая банку напитка, он с горечью прошептал:

— Все события врываются в мою жизнь бесцеремонно…

Все события врываются в мою жизнь бесцеремонно, не спрашивая моего разрешения. Это может быть как плохое, так и хорошее. За свою жизнь я не научился ничего планировать. Я ошибаюсь, но выигрываю гораздо чаще. Меня дерут на совещаниях не меньше других, но поднимают среди ночи, когда что-то происходит, не кого-то, а по-прежнему меня.

Переливистая трель телефона застала меня в ванной. Вытирая на ходу лицо, я бросился было к трубке, но меня опередила Настя, подарив мне смешливое: «Сергей, естественно, это меня!» Сейчас посмотрим…

— Но это тебя… — изумленная Анастасия протягивала мне трубку.

Крякнув от досады, я подошел. Говорил ведь «студентам» — если до десяти вечера что-нибудь пронюхаете, звоните по этому телефону! Если нет — не смейте!.. Придется объясняться перед Настей. Четверо козлят!..

Звонил, конечно, Ваня. Он сообщил, что мое задание выполнено. Вчера на авторынке Ваня подвалил к Центу и попросил его записать на бумажке все данные «мерина». Возможно, как пояснил Ваня автодилеру, сделка купли-продажи будет совершена. При условии, что «мерин» не в розыске и не под арестом. Поэтому и проверить нужно. Понятно, что перебитые номера на двигателе и кузове мог распознать только эксперт-специалист, поэтому Цент, не ожидая подлости, легко согласился. Через пять минут Ваня стал обладателем бумажки с образцом почерка Цента. Вот из-за этого трогательного факта курсант и поставил меня в безвыходное положение перед Настей.

Холод был мне нипочем. Горячий кофе согревал кровь как спиртное, а не покидающие мысли о Насте заслоняли мое лицо от ветра, как стена. Дом девушки находился далеко от отдела, в центре. Потраченного на дорогу времени мне как раз хватило на то, чтобы восполнить недостающее звено в цепи размышлений. С тех пор, когда я впервые прочитал фамилию «Алтынин» в журнале учета посетителей санатория «Бобылево», меня не оставляла мысль, что когда-то, при каких-то обстоятельствах, связанных с моей работой, мне уже доводилось встречаться с носителем такой фамилии. Вполне вероятно, что это простое совпадение. Но в сыске абсолютно все строится на совпадениях.

Когда я заходил в райотдел, план действий в моей голове уже созрел. Я велел Ване быть в РОВД в половине девятого. Сейчас было восемь, но Ваня уже в течение получаса выпаривал скамейку в коридоре перед моим кабинетом. Это я узнал потом, когда его разбудил. Заведя сонного, но очень ответственного курсанта в кабинет, я велел ему включить чайник. Сам же, разложив на столе склеенное письмо, придвинул к нему пахнущую машинным маслом информацию Цента о «Мерседесе». Мне не нужен был легендарный эксперт-криминалист из ГУВД Кокорин, который разбирал чужие каракули еще со времен запуска первого космического спутника Земли.

Хотя даже слепому было ясно, что письмо Кореневой и записка Цента написаны одной рукой. Но у нас, оперов, очевидность не есть факт. Фактом очевидность начинает быть, когда под ней стоит подпись эксперта.