Голодный ген - Эллен Руппел Шелл

Я увидела комнату, заставленную до потолка чем-то вроде контейнеров для компактного хранения продуктов, ящиками, на первый взгляд совершенно безобидными, если, конечно, не представлять себе компактно упакованных мышек, толкущихся за стенками тесных вместилищ в ожидании своей неизбежной участи.

Джексоновская лаборатория — это нечто вроде живой библиотеки, где информацию получают не из книг, а от мышей, за что их и ценят. Нет, грызунов здесь не пытают — у них всего лишь стараются выпытать тайну бытия. Вот лысая мышь-альбинос рино,[15] сморщенная, как изюм. Дрожащая и вечно шмыгающая носом, она и дня не протянула бы в естественной среде; но иммунологи платят за разведение этой ценной для них породы по 85 долл. за пару. На мышах породы флейки с тонкой чешуйчатой кожей изучают псориаз. У старгейзеров — врожденный дефект внутреннего уха, и они все время тянут голову вверх, словно одержимые орнитологи, пытающиеся уследить за полетом птиц. У панк-рокеров сосискообразные мордочки, а уолтцеры носятся по своим ящикам, безостановочно вычерчивая знак бесконечности. На фотографиях представители первых двух пород выглядят жалкими, а трех последних — буйнопомешанными. На фоне этого паноптикума нормальная среднеупитанная мышь просто радует глаз.

Мыши-мутанты с глубокой древности вызывали особый интерес. На Крите во времена античности жрецы пестовали большую колонию грызунов-альбиносов с розовыми глазами, больше похожих на привидения, в храме, посвященном Аполлону Сминтею (Мышиному).[16] В зверинцах средневековых китайских императоров содержались целые семейства мутантных мышек, а в XIX столетии азиатские селекционеры выводили опытные экземпляры подобных зверьков для их размножения в Европе и Америке. Эбби Латроп, школьная учительница на пенсии, была одной из тех, кто увлекся разведением мышей. Она жила в Гренби, штат Массачусетс, неподалеку от Института Басси, научного подразделения Гарвардского университета. Институтом тогда руководил профессор биологии Уильям Эрнест Касл, который в 1902 г. купил нескольких причудливых латроповских созданий и приступил вместе с многочисленными студентами к систематическому анализу мышиной наследственности и генетической изменчивости.

Один из студентов Касла, Кларенс Кук Литтл, вывел первую признанную инбредную[17] породу мышей, наследственно предрасположенную к развитию раковых опухолей. В 1929 г. Литтл и семеро его коллег переехали в Бар-Харбор и основали лабораторию, названную Джексоновской по имени Р. Б. Джексона, не так давно умершего руководителя компании «Хадсон мотокар», который всегда проводил лето в этих местах. Вместе с Литтлом в Бар-Харбор перебрались и инбредные мыши. Лаборатория должна была заняться изучением рака, а грызуны — стать материалом для опытов. В интервью «Бар-Харбор таймс» Литтл заявил: «В нашем распоряжении скоро будет более 50 мышиных семейств, отличающихся друг от друга степенью вероятности развития у них раковых опухолей разного типа». Неизвестно, волновала ли проблема рака местных жителей — куда больше их занимал улов омаров.

Внешне мышь мало походит на человека, но достаточно близка генетически, чтобы служить приемлемой моделью для изучения нормальных и патологических процессов, протекающих в нашем организме, в том числе ряда заболеваний. Литтл в этом не сомневался, но большинством окружающих такая мысль воспринималась как ересь. Всего четырьмя годами раньше Уильям Дженнингс Брайан, политик, трижды баллотировавшийся в президенты от демократов, возглавил яростную кампанию против преподавания в американских учебных заведениях дарвиновской теории. За разговоры о том, что человек имеет нечто общее с шимпанзе или другими животными, в некоторых кварталах можно было подвергнуться физической расправе. Однако упорный Литтл все-таки добился открытия лаборатории. Инбредные мыши тоже не подкачали и вскоре получили широкое признание как прекрасно подходящий для исследований материал. В конце 1930-х гг. Джексоновская лаборатория не только разводила грызунов для собственных нужд, но и получала значительную прибыль от их продажи другим научным центрам.

В 1947 г. в лаборатории случился пожар. Уцелевшие мыши разбежались. Литтл сумел отстроить здание заново, а грызуны на замену пропавшим стали поступать в дар со всех концов Соединенных Штатов, из Канады и Великобритании. Это были потомки когда-то выведенных здесь инбредных экземпляров. Среди вновь прибывших оказалась и мутированная дистрофическая мышь, которую Колеман использовал для опытов при исследовании мышечной дистрофии. А спустя два года в лабораторию доставили особь, чьи генетические признаки завладели его вниманием на десятилетия, до самого конца научной деятельности.

Первым, кого заинтересовало животное, прихорашивающееся в углу клетки, был смотритель «мышиного дома». Мышь выделялась среди других необычайно густым мехом и чрезвычайной толщиной. Лаборантка Маргарет Дикки предположила, что зверушка беременна. Но с этой теорией возникла незадача: мышь все не рожала и не рожала, а при более тщательном обследовании вообще оказалась особью мужского пола. Толстая мышь ела в три раза больше своих товарищей, азартно и неустанно припадая к кормушке, словно заядлый игрок, дорвавшийся до игрового автомата. Между приемами пищи ею овладевала апатия. Казалось, мышь не ведает в жизни никакой иной цели, кроме еды.

Был в лаборатории и другой жирный экземпляр. Из-за пятнистой желтой шерстки, как у норного грызуна, обитающего в Южной Америке, эту породу назвали агути. Пятнисто-желтая мышь агути весила в два раза больше, чем обычные особи, но выглядела по сравнению с новоприбывшей чуть ли не истощенной. А та представляла собой меховой шар, который перекатывался на слегка оттопыренных лапах, покачиваясь из стороны в сторону, как увалень малыш на трехколесном велосипеде. Ни капли мышиной импульсивности — безучастность, флегматичность, подавленность, полное смирение перед тяжкой судьбой. Дикки и ее коллеги присвоили породе имя obese (тучная), а сокращенно называли по первым двум буквам ob, произнося их раздельно — «о-би».

Как рассказывает Колеман, интерес к изучению ob-мышей сразу же проявили многие исследователи, но столкнулись с рядом трудностей. Первая заключалась в проблеме размножения. По причинам, неизвестным в ту пору, женские особи оказались бесплодны, и яйцеклетки приходилось кропотливо трансплантировать в организм нормальных экземпляров. Далее выяснилось, что эффект ob-мутации варьируется в зависимости от того, какой именно породы мышь выносила и родила потомство. Поскольку особенности генома искусственной матери играли столь большую роль, результаты дальнейшей работы давали противоречивые данные. Это сводило попытки выявить устойчивые закономерности к нулю, и в конце концов ob-мышей признали неподходящим для исследований материалом.

Спустя некоторое время в Джексоновской лаборатории обнаружилась еще одна жирная мышь.