Профессорская дочка - Елена Колина

Адину кастрюльку съели вдвоем с Димочкой. У Димочки хороший мужской аппетит. В кастрюльке была тушеная курица с рисом.

– Машка, мне повезло, что у тебя такой нос, такие щеки, – сказал Димочка, обгрызая ножку.

– Да? – удивилась я.

– Хорошо, когда женщина некрасивая…

– Кто, я? – на всякий случай уточнила я, а вдруг не я?..

Димочка кивнул. Значит, все-таки я.

– Ты некрасивая, поэтому с тобой можно разговаривать, – сказал Димочка и взял крылышко. Я люблю смотреть, как он ест.

– А если бы я была красивая?..

– Тогда я бы относился к тебе как к женщине, а так я могу с тобой дружить, с учетом, конечно, превосходства моего интеллекта. Я тебя даже люблю, глупая ты курица… – нежно сказал Димочка, уткнувшись в Адину кастрюльку.

Это он мне сказал, а не тушеной курице, это он мне сказал, что он меня любит. А я его люблю больше всех после папы.

Димочка – мой друг уже шестнадцать лет.

Димочка – мой крестный сын, а так он сын моего приятеля-банкира и моей подруги Татьяны. То есть приятель раньше не был банкир, а теперь у него другая молодая жена, не Татьяна, и он живет в Майами, а Татьяна здесь. Но он принимает участие в Димочке, например, директора Димочкиных школ несколько раз отдыхали в Майами. «Директора» – не потому, что они молниеносно сменяли друг друга на посту, а потому что было Димочкиных несколько школ, четыре или пять…

Димочка – двоечник и правдолюбец. Утверждает, что ему ставят хорошие отметки за отдых в Майами, и требует поставить честные двойки.

Банкир и Татьяна – мои друзья по переписке. Банкира я вижу редко, потому что в Майами всегда тепло. Он осведомляется о состоянии Димочкиных дел по электронной почте. Татьяну я вижу редко, потому что она – женщина трудной судьбы и занята своей личной жизнью. Она шлет мне SMS-сообщения, с помощью которых кратко держит меня в курсе.

Например:

«умираю любви»,

«он умирает любви»,

«подарил «мерседес»».

Или просто:

«шубанорк.»,

а затем: «подонок».

Татьяна появляется у меня раз в полгода, потому что каждый роман занимает у Татьяны полгода. За это время ее страстно любят, бросают к ее ногам состояния. Потом отнимают.

Я очень сильно завидую Татьяне – ее жизнь, как бразильский сериал, а моя, как советское документальное кино, из тех, что раньше показывали перед сеансом.

– Ей все можно, – сладострастно сплетничал Димочка, – рыдать, исчезать натри дня в Сочи, терять мобильный, а бедному Димочке ничего нельзя. Димочке можно только хорошо учиться и слушаться. А что, больше ничего нет? Ни даже котлет, ничего?

Курицы нет, котлет нет. Вадим не пришел.

Одна съела Адину кастрюльку. Голубцы. Не радовалась, что Вадим не пришел, – более или менее равнодушна к голубцам.

А Вадим не пришел.

Позвонила секретарь Игоря, сказала прийти завтра. Очень мило со стороны Игоря, что он хочет сам вернуть мне «Варенье» с несколькими теплыми словами ободрения…

Папа говорит, что отсутствие успеха эксперимента не означает отсутствие смысла. Правда, он имел в виду для науки, но все равно. Не буду расстраиваться из-за «Варенья», в нем все-таки был смысл – злодей Игорь нашел свою поруганную честь.

А что, если я ошибаюсь и он, наоборот, хочет сказать мне: «Машка, ты гений!»?

…Нет, не может быть, чтобы гений. Все удивительное, волшебное происходит с разными другими Золушками, не со мной.

А настоящий Вадим, не мумзик, исчез.

Ужасная жгучая обида – что я сделала?! Он мне не нравится, но мы же почти подружились, мы – почти друзья, а почти друзья так не поступают, чтобы сначала приучить к себе, а потом чтобы было обидно.

…Может ли быть, что он обиделся, что я не смотрю сериалы?

…Глупо было привыкать к нему, глупо было думать, что он будет появляться на моей кухне, как «Новая газета», – два раза в неделю? Глупо было думать, что мы почти друзья?

Я сидела в приемной Игоря и размышляла, а не влюблена ли я в него. Если одинокой женщине все равно в кого влюбиться, может быть, я влюблена в Игоря?

– Кофе, – сказала секретарь, – вы пролили кофе на юбку.

Ох, неужели?

С Игорем решила так: если любовь – это когда тебя волнует чья-то эрекция и эякуляция, то нет, не особенно. Если любовь – это когда мечтаешь прийти в Издательство и услышать «Машка, ты гений!», то да, очень сильно влюблена. Но и у всякой любви есть предел – я сижу у него в приемной уже сорок минут!

Ну, вот я и в кабинете, в кресле коленками вверх. И тут, в этом кресле, меня осенила мысль: а что, если Игорь узнал себя в мумзике-злодее и обиделся, что ему сделали эпиляцию?

– Игорь… – пробормотала я из кресла, – это не ты…

– Не я, а кто же? – удивился Игорь. – Маш, привет… Прости, забыл, как называется твоя книжка… – И он бессильно кивнул на стеллажи с книгами, словно хотел сказать «вон у меня уже сколько книг, а вы все пишете и пишете».

– Варенье… – смущенно подсказала я.

– Ах да. Да-да… Да.

Игорь кратко и печально рассказал о трудностях в издательском деле, потом о своих личных трудностях в издательском деле, потом о своих личных трудностях.

– Так что, Машка, все очень сложно. А теперь еще ты, – вздохнул Игорь.

Ох, как стыдно… Так, сейчас главное – помочь Игорю. Представляю, как ему неловко отказать мне, своему старому студенческому другу!

– Я не еще, я просто так, – заверила я и попыталась выбраться из кресла, – я сейчас пойду домой и «Варенье» заберу! Ты не беспокойся, я нисколько не расстроилась, мне даже приятно, что оно тебе не понравилось…

Мне повезло, что я не владелец Издательства. Ужасно отказывать людям, которые писали, так старались, что у них лапы ломит и хвост отваливается. Как будто ты бог, сидишь на облаке и судишь: «Варенье» туда, «Варенье» сюда…

Я немного задумалась, что было бы, если бы у меня было свое Издательство: в первую очередь я бы издавала себя, потом Аду – Ада наверняка захотела бы стать писателем.

– Маша! – сказал Игорь, как будто будил меня. – Маша! Посмотри фактам в лицо. – Игорь приподнялся над столом, как будто он и есть факты, и я посмотрела ему в лицо. – Ты представляешь, какой риск – издать книгу никому не известного автора?