Сыны анархии. Братва - Кристофер Голден

Он оглядел стоящих вокруг. Ощутив холодок в груди, Тринити утерла слезы, размазывая грязь по щекам.

– Феликс погиб за эти стволы, – провозгласил Кирилл. – И мы используем все пули до последней.

Олег медленно кивнул, поджав губы в тонкую ниточку.

– Аминь, – сказал он, словно заявление Кирилла было очередной молитвой.

– Аминь, – эхом подхватили остальные.

Тринити стало дурно. Смерть Феликса, рытье могилы для него и эти нищенские похороны и без того надрывали ее душу, но это…

Прошептав собственную коротенькую молитву, она повернулась и зашагала обратно по неровной пустоши мимо пустого бассейна.

Олег нагнал ее уже у самых дверей номера, взял за запястье и последовал за ней внутрь, закрыв за собой дверь. Сердце у Тринити колотилось часто-часто, и она почувствовала, как кровь бросилась в лицо и слезы заструились по щекам. Она ненавидела себя за эти слезы, ненавидела вызванное ими ощущение уязвимости, хоть и верила, что умение сочувствовать доказывает силу, а не слабость. И в сердцах утерла глаза снова.

– В чем дело? – спросил Олег.

Тринити отвернулась от него.

– В смысле, кроме смерти Феликса? А этого разве мало?

Олег хмыкнул. Он частенько хмыкает. Для него это практически третий язык.

– Мало. Ты повернулась к нам спиной, бросилась сюда чуть ли не бегом. Что-то тебя расстроило, и не только смерть Феликса.

Он притронулся к плечу Тринити, и та отпрянула, а затем обернулась к нему лицом.

– Это была не молитва, – шепнула она, едва сдерживая бешенство.

Насупив брови, Олег снова хмыкнул:

– Знаешь, что сказал Кирилл? Я это понимаю. Ты рос не в такой обстановке, как я, и не понимаешь сути насилия… возмездия. Я не собираюсь убеждать тебя подставить другую щеку, потому что в моей жизни подставить другую щеку – значит открыть пуле дорогу прямо к тебе в мозг. Но призыв к кровопролитию – вовсе не молитва.

– Конечно же, нет! – огрызнулся Олег, вскидывая руки. – Думаешь, мы этого не знаем?

– Ты сказал «аминь», – криво усмехнулась Тринити. – Все вы сказали.

– А что значит «аминь»? – негромо проронил Олег, протягивая руку, чтобы коснуться ее лица, приподнять подбородок, чтобы она заглянула ему в глаза и увидела в них любовь к ней. – Это означает «верую», Тринити. Говоря это, именно это я и имел в виду. А остальные просто повторили.

Плотно зажмурившись, Тринити испустила порывистый вздох. Его прикосновение прорвало плотину эмоций в ее душе, но нахлынувшие горе и гнев вдруг осушили слезы.

– Больше так никогда не говори, ладно? Для меня это означает нечто реальное.

Олег поцеловал ее в лоб:

– Обещаю.

Он ласково поцеловал ее в губы, затем покрепче, и девушка прижалась к нему всем телом, позволив всем своим эмоциям обрушиться на него, делясь ими с Олегом, как еще ни с кем прежде. Она доверила ему все, что чувствовала, – любовь, и страх, и ярость.

До самого края.

* * *

На востоке уже забрезжило предвестье рассвета, когда Джекс, Пыр и Рыжий вкатили в Северный Лас-Вегас. Джекс с Пыром уже давненько не навещали чартер Северного Вегаса, а Рыжий так и вовсе не бывал здесь прежде. Джекс, выжатый как лимон, стиснув челюсти от боли в руках, сжимавших руль так долго, направил их путь на стоянку перед баром «Могильный камень», названным так потому, что раньше в этом здании помещалось заведение, торговавшее надгробиями и прочими похоронными монументами. Слишком громкое для предрассветного сумрака рычание двигателей «харлеев» эхом загрохотало между фасадами бара и здания по ту сторону стоянки.

«Могильный камень» – тот еще сортир, шалман с выгоревшей, покосившейся вывеской над дверью и издыхающими неоновыми логотипами пива в витринах, горящими круглосуточно и круглогодично. Более неприглядного бара Джекс еще не встречал, что сделало его идеальным легальным фасадом САМКСЕВ для всех их нелегальных делишек. Правду говоря, криминальным предприятиям чартер Северного Вегаса не уделяет ни особого времени, ни энергии, потому что клубным братством амбиции его президента Ролли Турмана практически и исчерпываются. Он любит бар, упивается его репутацией шалмана и клиентурой, еженощно отирающейся в его стенах. Джексу помнилось, что, когда Ролли не занят, он обожает лично прислуживать за стойкой, слушая безотрадные повести алкашей и бикс, торчков и запойных игроков, а порой и приблудившегося копа. САМКСЕВ тянет свой воз, когда доходит до исполнения обязательств, конвоирования поставок оружия, занимается распространением, когда требуется, – и не раз выходил на войну, чтобы отстоять свою территорию; но предпочтение Ролли отдает затеям простым и тихим.

Именно на это Джекс и рассчитывал.

Заглушив двигатель, он снял каску и причесал волосы пятерней. Он не привык к короткой стрижке, но в подобных поездках она на руку. Рыжий с Пыром тоже заглушили свои байки и спешились. Пыр несколько раз сжал и разжал кулаки, а Джекс тем временем массировал собственные костяшки. Они останавливались множество раз, чтобы отлить и передохнуть, но руки все равно занемели. Джекс пытался вообразить, какую боль чувствует Клэй во время каждой поездки, учитывая, как усугубился его артрит, и надеялся, что его самого такое проклятье не постигнет.

– А это чё за тема? – махнул Рыжий рукой в дальний конец стоянки.

Обернувшись, Джекс улыбнулся при виде вывески на соседнем здании. Когда-то – наверное, в 70-х и 80-х – здесь был двухзальный кинотеатр, одно из заведений, на существовании которых поставили крест мегаплексы. Когда Джекс наведывался сюда в последний раз, там был мебельный салон или что-то вроде, но теперь снова оказался кинотеатр.

Кинотеатр «Могильный камень». Козырек над входом предлагал двойной сеанс Хичкока и полуночный показ чего-то под названием «Бабба Хо-Теп».

– Похоже, Тор добился своего, – заметил Джекс. – Он лет восемь-девять поговаривал, чтобы чартер перекупил это место и снова его запустил.

Между ними ступил Пыр:

– А я-то думал, местный закон должен насторожиться, если у тебя два законных бизнеса, гарантированно приносящих убытки, но ты как-то умудряешься держать их на плаву.

– Наверное, главное, чтобы налоги платили исправно, – пожал плечами Джекс.

Они повели свои байки вокруг боковой стены бара. Позади него обнаружился мощеный дворик, окруженный забором из рабицы, где Джекс увидел отреставрированный «Форд Мустанг», старый белый фургон с названием бара на боку и четыре мотоцикла. Небо на востоке все разгоралось, намекая на близость рассвета и окрасив большую часть неба в насыщенный цвет индиго. Они подошли к толстой старой деревянной двери, несмотря на свой затрапезный вид, служащей чартеру боковым входом в клуб, разместившийся в глубине здания бара «Могильный камень».

По стоянке раскатился громкий лязг, и дверь приоткрылась внутрь. В щель выглянуло худое лицо с орлиным носом.