Друг моего мужа - Дана Блэк

в холле, Олеся громко причитает, наверняка заметила раненого Илью.

Они стоят у зеркала.

Его рука замотана той самой салфеткой, которой я кровь остановить пыталась, она пропитана красным, и Олеся боязливо прикрывает глаза.

- Обязательно поедем в больницу, - твердит. - Не переношу вида крови.

- Что случилось? - хмурится  муж и выпускает мою ладонь.

- С камином вашим не поладил, - улыбается Илья. - Дом хочу строить, вот и глянул, как и что, ну и...- он машет перебинтованной рукой. - Так, царапина.

- Но все равно поедем в больницу, - настаивает Олеся и обувается. - Никита, спасибо за ужин, - за галстук она тянет к себе моего мужа и сочно чмокает в щеку. - Давай, на телефоне. Кстати...

Разворачиваюсь, не дожидаясь конца этих радражающих прощаний и выхожу в столовую.

На белом ковре словно куча божьих коровок разбросаны, красные капельки от стола до коридора. Наклоняюсь и поднимаю с пола проклятую вилку в разводах, торопливо толкаю ее в зазор между стеной и камином.

Голоса стихают, хлопает дверь.

Опираюсь на стул и оглядываю заставленный тарелками стол, жду мужа.

В проеме вырастает Никита.

Нас отделяют два метра, смотрим друг на друга, долго, пристально, улыбаюсь краешком рта и киваю на вино:

- Еще будешь?

- Сама как думаешь? - в несколько широких шагов он оказывается рядом со мной, прижимает к себе так резко, что я влетаю в его грудь. - Неделю почти самоудовлетворяюсь в душе, Ира. Поэтому сначала оттрахаю тебя. А потом поговорим.

Он наклоняется к моим губам.

Снова ударяет гром.

Я не обращаю внимания, не отстраняюсь, прикрываю ресницы.

Мне нужно это, отвлечься от кошмарного ужина, перестать думать про другого мужчину, это ненормально, у меня есть семья, и я счастлива.

Мысленно повторяю.

И в следующую секунду распахиваю глаза под пронзительную трелль дверного звонка.

Глава 20

ИЛЬЯ

- Похоже, машина сломалась, - говорю, когда растерянный Никита открывает дверь.

Он топчется на пороге, бросает взгляд мне за спину, на мою Инфинити, дождь шумит и льет стеной, и расплываются лужи, мы с Олесей стоим мокрые.

- Впустишь? - перед его лицом взмахиваю замотанной рукой, привлекая внимание. - Обсохнем, я вызову мастера, если не починят - возьмем такси.

- Да не вопрос, - он оступает, и мы заходим в дом.

- Спасибо, друг.

У меня это вылетает легко, на автомате, мельком ловлю в зеркале свое отражение и ухмыляюсь, вижу фигуру Иры, тенью замеревшую в проеме и стягиваю мокрый пиджак.

Где вечер, там и ночь. Ей не вилка нужна была, а нож, и не в руку, а в сердце, ведь отступать мне некуда, позади пропасть, выженные мосты.

- Может, сейчас вызовете такси? - Ира переступает с пятки на носок и скрещивает ноги. Кивает на мою руку. - Тебе нужно в больницу, Илья.

- До свадьбы заживет, - напоминаю.

Она поджимает губы.

Не заживет на самом деле, и дело не в руке даже, смотрим друг на друга и, кажется, нет больше никого.

- Олеся, сухие полотенца знаешь где, а если переодеться - возьми мою рубашку, -  дает указания Никита и косится на ее грудь, обтянутую мокрой блузкой.

Скучает. По необременительным встречам в постели каждый четверг в обеденный перерыв.

Олеся чихает, идет мимо Иры, бросает ей:

- Ирусик, может, сделаешь глинтвейн? Боюсь заболею.

Ира стоит пару секунд в проеме. Разворачивается, в воздух взметается ее хвост.

- Илюх, на счет той конторы букмекерской, - Никита хлопает меня по плечу, шагает в столовую, тормозит и вылавливает из кармана телефон. Собирает лоб складками и кивает мимо меня. - По работе, - он прижимает трубку к уху.

Дергаю рубашку за ворот, бесполезно пытаюсь на себе просушить. Вдвигаюсь на кухню и слушаю, как Ира гремит посудой, кастрюлей и ложками, с грохотом ставит на стол бутылку вина и включает плиту.

- Ты знала, чем твой муж и его одноклассница занимаются на обеде каждый четверг? - подхожу сзади.

- Тем же самым, чем я у гинеколога, - она поворачивается, в пальцах сжимает дольку апельсина, до носа долетает запах цитруса, а она ни на каплю не верит мне. Хмыкает. - Илья, машина ведь не сломалась?

- Не сломалась, - соглашаюсь.

- Чего тебе здесь надо? - спрашивает в лицо. - Зачем все это?

- Я не хочу, чтобы ты счастлива была, - отвечаю прямо.

Она молча мнет апельсин, по тонким пальцам стекает желтый сок, на ногтях блестит бордовый лак. Обхватываю ее запястье, встряхиваю, долька падает из ее рук нам под ноги, она смотрит мне в глаза.

- Ты счастлива, Ира? - тяну к себе ее руку, губами обхватываю ее палец.

Оа вздрагивает.

Целую, слизываю сок.

Она встает на носочки, губы приближаются к моим.

- Илья, - выдыхает. - Какого черта ты делаешь? Тебе вилки мало?

Она выдирает руку, отворачивается.

Вижу, как дрожат плечи, как спина напряжена и улыбаюсь, нихрена ей не просто, она хочет меня, не его, она врет себе и ему, не получится у них, ложь это гниль, я лишь ускоряю процесс распада.

- Илья, дорогой, иди сюда, - слышу настороженный голос Олеси и оглядываюсь.

Поправляю повязку на ладони. Олеся выжидательно постукивает каблуком по паркету, я на этот мерный стук иду.

- Я не дура, Илья, - говорит Олеся и складывает руки на груди, на рубашке Никиты. - Никита не видит, а я вижу.

- Что видишь? - киваю.

- Чего тебе от нее надо? - она скашивает глаза в сторону кухни. - Понравилась?

Растираю ладонью лоб и смеюсь.

- Жизнь зачастую возит мордой по асфальту, Олеся, в моей тоже, я думал, случилось бедствие.

- При чем тут это? Перестань, - она перехватывает мою руку, косится на красную от крови повязку и ежится. - Мы женимся через три недели, Илья, мы живем вместе, а я все жду, когда мы сблизимся, но тебя больше мои друзья волнуют, не я. Ты уходишь переодеваться в ванную, ты запираешься, когда душ принимаешь, ты спать в рубашке ложишься, это разве адекватно? Что у тебя там, - ее пальцы теребят запонку, она хочет задрать рукав, посмотреть, что за шрамы я прячу на теле.

Отвожу ее руку. Смотрю на белые ровные зубы, прикусившие нижнюю губу и оттягиваю ее большим пальцем.

- Я же сказал, Олеся. Бедствие.

- Тебе, вообще, нужна эта свадьба?

Подушечкой очерчиваю контур ее рта.

- Все