Боярыня - Даниэль Брэйн

недостаточно, чтобы предполагать, чью сторону она займет. — А привел еще и мужеубийцу.

Взгляд светлых, почти прозрачных глаз скользнул по мне с тем же безразличием.

— Зачем она нам, князь? — скривилась императрица и брезгливо махнула кому-то рукой, словно приказывала убрать клопа или таракана. — Отправь ее вон. А с тобой мы о казне потолкуем.

Глава восьмая

— Дозволь говорить с тобой, государыня! — выкрикнула я, пытаясь неуклюже поклониться, и низ живота пронзила боль, пока не сильная, но очень властная — если можно так говорить о боли, но да, с этой болью не совладать ни самой, ни с помощью лекарей, ее надо пройти до конца, вынести до конца.

Крик мой из-за этой боли вышел настолько отчаянным, что императрица дрогнула. Ее рука так и застыла, на бесстрастном лице появилась задумчивость.

— Не ради себя молю, — выдохнула я, прислушиваясь к телу. Чем оно меня еще удивит?

— Ну говори, — неохотно повелела императрица. — Расскажи нам.

— Дозволь с глазу на глаз с тобой говорить, владычица, — осмелела я. В толпе трясущихся от холода дам и господ, которые, видно, недоедают, может стоять соучастник. Казна. Что если мой муж был как-то связан с этой кражей?

— Скора ты, боярыня, на просьбы, — ухмыльнулась императрица. — За тобой стражу выслали, а ты у нас аудиенции просишь. — До меня дошло, что «у нас» — не у неопределенного круга лиц, а просто юная государыня набивала себе цену. — Но будь по-твоему. А ну все вон.

Слова у ее императорского величества расходились с делом. Отдав такой приказ, она поманила к себе светлейшего и жестом же велела ему наклониться ниже. Императрица что-то сказала ему, лицо светлейшего дернулось, он сглотнул, но все же что-то прошептал ей в ответ. На красивом, не сказать чтобы лучащимся добром, лице императрицы не отразилось ничего. Или для нее слова светлейшего не стали неожиданностью, или она прекрасно владела собой, несмотря на юные годы.

Светлейший выпрямился.

— И вот что, князь, — императрица, прищурившись, взглянула на меня, — пришли стражу. А то они за боярыней Головиной еще до-олго бегать будут.

Конец. Впрочем… Я поклонилась еще раз, как могла, и вытерпела новый приступ боли. Все еще несильной.

— Ну, говори, боярыня, — императрица подобрала пышную юбку, устроилась на кресле. Я сделала к ней несколько шагов, обернулась, убедившись, что хоть двери и не закрыли, в помещении больше нет никого. Затем я опустила взгляд вниз — дворец дворцом, но клининг уступал клинингу любого торгового центра. На полу лужицы, снег с обуви и подолов натаял, значит, если что-то потечет из меня, не заметят…

Что мне сказать? Что меня спасет, если только что императрица фактически отдала прямой приказ о моем аресте? Что сказать, ведь я даже не знаю, убивала ли боярыня Головина своего мужа или нет. И если убивала… это она, не я. А я? Я просто хочу родить и вырастить этого ребенка.

— Я… — голос сорвался. Немудрено. — Оставь меня в моих палатах, государыня. Я ведь никуда не убегу, — и я положила руку на свой живот. — Вели разыскать настоящего убийцу… кем бы он ни был.

В волосах императрицы сверкали крошечные бриллианты. Не может быть, подумала я, эти камни стали так обрабатывать гораздо позже. Но здесь другой мир?..

— Разыска-ать, — императрица тянула слова с едва заметным акцентом и рассматривала меня как диковинку. — Ты была с боярином, матушка. Что же тебя искать?

Я набрала в грудь воздуха.

— Я не могу сама спускаться по лестницам, государыня. Вели расспросить мою челядь, кто и когда помог мне из моих палат вниз сойти. И кто приходил к боярину, когда уходил. Кто его видел… живым. — Снова боль. Милостивая, дай мне сил. — Пусть меня лекарь осмотрит, — я подняла руку к голове — как смогла. — Даже моя баба заметила, что у меня шишка на голове.

— Забавно говоришь, — засмеялась императрица. — Расспросить челядь… Да разве она правду скажет? А сама что нам поведаешь?

— Ничего, государыня, — я поклонилась… и так и застыла: это не бриллианты играли в волосах императрицы, а крошечные огоньки. Магия?.. Я сообразила, что пялиться так на ее величество, возможно, мне не дозволено, и выпрямилась. — Я не помню, владычица. Вот тут, — я опять приподняла руку, — как отрезало. Не помню я ничего.

Императрица задумалась. Я ждала. Опять боль, на этот раз не такая и сильная.

— Со стола боярина пропало кое-что, — добавила я. — Шкатулка и письмо. Он писал что-то.

— Письмо?

Императрица вздрогнула, и искры полыхнули… о боже, из ее глаз. Такое я видела лишь в мультфильмах. «Посмотри на меня!..» Жутко до дрожи, я и вправду окаменела, будто на меня взглянула Медуза Горгона.

— Что за письмо? Вспоминай, матушка! — нетерпеливо приказала императрица. — Видела ты, что он писал? Знаешь кому?

Я покачала головой. Искренне. Но это ее заинтересовало — может быть, боярин Головин знал, кто обнес казну, может, об этом письмо и было?..

— А, — императрица махнула рукой, зло прошипела что-то сквозь зубы на непонятном мне языке. — Что ты, боярыня, такая… никчемная? — Она поднялась, мы были с ней одного роста, только я — беспомощная роженица, а она — всесильный маг и правительница. Одно ее движение, и я обращусь в прах, одно ее слово, и я обращусь в пепел. — Большая потеря для нас — боярин Головин. Мудр был и знающ.

Она потерла виски. Искорки перескочили на ее пальцы, императрица их стряхнула, словно капли.

— Вот что, боярыня, — медленно и негромко произнесла она. — Коли не врешь про письмо…

Я помотала головой. Да, я его не видела, но знала, что оно было. Свои умозаключения я собиралась оставить при себе.

— Если не помнишь ничего, откуда про письмо знаешь?

Ей вряд ли больше двадцати лет, но я тысячу раз подумала бы, прежде чем заступать ей дорогу.

— Пальцы у боярина в пятнах, — призналась я, — свежих. Перо валялось на полу. И следы были — чернила набрызгали. И шкатулка, она на столе стояла. Когда боярина убили, ее не стало.

Это тоже мои выводы. Шкатулка могла пропасть и раньше. Но — вот и плюс нынешних времен: мои слова не опровергнуть. Почти. Или все равно — слово против слова… против слов. Я рискую.

— Кто этому научил тебя, боярыня? — прозрачные глаза императрицы расширились. Она гипнотизирует взглядом — не столько страшно, сколько неприятно, но лишь неприятно было бы, стой она напротив меня в брендовых шмотках и со смартфоном последней модели. Маг — не конкурент в бизнесе. — Откуда мысли у тебя такие?

Да видишь ли, милочка, я прожила