Боярыня - Даниэль Брэйн

неслабо напугала. Может, такое поведение в родах в эти времена считалось чем-то сродни колдовству, и я вспомнила, что Пимен назвал меня ведьмой, и выходит, что между магией императрицы и иным ведовством разница есть, вполне возможно, от почета до смерти, не факт еще, что смерти не насильственной.

Двери открылись, в комнатку впихнули доктора. Я взмолилась тем, кто незримо присутствовал здесь и мог меня, наверное, слышать — какого черта появление моего младенца на свет похоже на бездарный фарс? Доктор заорал на мужичка, тот вздрагивал и тряс головой, я закрыла глаза, считая секунды. Раз, два, три…

— Боярыня? — проскрипел мужичок у меня над ухом. Я сбилась со счета и обругала его. — Дохтурь велел его после позвать.

— Передай, что схватки у меня длятся двадцать секунд, — на одном выдохе сказала я. Сейчас я подумала, что ошиблась, роды начались не во дворце, а раньше, может, пока я была в бане или в церкви, я не заметила дискомфорт, я ведь не совсем я, тело мне незнакомо. Наталья осматривала меня вчера и сочла, что рожать мне еще рано, но кто знает, что в это время и в этом мире считают началом родов? — И если он уйдет, я пожалуюсь государыне.

Толмач почесал голову под смешной шапкой-колпаком, обернулся к доктору, и я с ужасом услышала вместо связной речи невнятное крякание. Толмач помогал себе жестами и мимикой, каждое слово выразительно выкладывая перед собой как кирпич на стену, и доктор смотрел на него с непониманием.

Переводчик почесал голову еще раз и принялся объяснять снова. Я подумала — это заговор? Они таким образом планируют меня убить или все происходящее… не то что нормально, но настолько незначимо, как в мой век вызывать скорую помощь из-за укола иглой? Заболеешь столбняком, и будут принимать меры, но никто не отправит бригаду на визг «я уколола палец»?

Так и есть. Я нашла время распластаться со своим животом в императорском дворце, и всех, кто оказался вовлечен, это лишь раздражает.

От злости я сползла на кресле ниже и раскинула ноги. Завизжать, и что произойдет?

Доктор заскрежетал на переводчика, тот устроил целую пантомиму, даже зачем-то присел пару раз. Я почувствовала схватку, вдохнула, но не успела закрыть глаза, заметив у двери движение. Два лица, опять два любопытствующих лица, и одно мне было знакомо намного лучше, чем хотелось бы.

Глава девятая

— Дьяк сыскного приказа, — я протянула к нему руку, словно пытаясь ухватить. Он явился сюда как стража, вызванная императрицей, но… может быть, в его присутствии в моем доме мой ребенок будет в безопасности? Как мне быть? Беременная женщина беззащитна и беспомощна, вот о чем я читала, о чем слышала, во что не верила — в своем веке. В веке медицины, полиции, социальных служб, социальных сетей и вездесущих журналистов, готовых влезть в любую дыру ради стоящего материала.

Воронин был бледен и даже испуган. Второй раз он нарвался на зрелище, не предназначенное для глаз мужчин. В эту эпоху мужей отсылали как можно дальше, и даже императорский доктор — заморская новинка, он и не чешется, чтобы помочь, все продолжает препираться с переводчиком.

Дьяк исчез, вместе с ним второй человек. Я переждала очередную схватку и поняла, что у меня остается все меньше времени на принятие ключевого решения. Меня бросили — а может, кто-то в изящном платье и с магическими огоньками в волосах считает, что так проще: не выживет боярыня, и хорошо. Нет человека — нет проблемы. И никого не удивит, если что-то пойдет не так, и мое тело, может, с младенцем, а может, нет, завтра тоже снесут на задний двор какой-нибудь церкви, обложат шишками, и все. Пока я еще могу уйти, мне стоит уйти туда, где будет хотя бы помощь. Возможно, та, которой меня стращала Марья, но она будет. Здесь…

Так могу ли я встать и уйти?

Я припомнила съемки. Если сценаристы, как обычно, эффекта ради не врут, у меня достаточно времени. Пока не раскрыта шейка матки, пока не началось изгнание плода. Перетерпеть, перестрадать, выйти из дворца, найти того, кто привезет меня к дому. Палаты боярина Головина должны знать, услуги оплатят.

Итак, мне не больно, не страшно, я знаю, что дальше произойдет, я в курсе каждого этапа родов. Мне полезно ходить, я могу встать, я просто ленюсь перевернуться, никому до меня дела нет, я в безопасности. Все, что меня сейчас злит, только время, которое я потрачу на роды, но у меня выбора нет и лучше я буду этим временем искренне наслаждаться. Подобный опыт я не получу больше никогда — значит, я должна пережить его с благодарностью и искать в каждой схватке и каждой капле пота частичку своей жизни. Убедительно?

Нет. Придется еще раз.

Не думать о том, что здесь, во дворце, смертельно опасно, пока ребенок не появился на свет, а там, в аляпистых красных палатах, станет опасно, когда он издаст первый крик. Все задачи я буду решать по мере их поступления. И мне уже удалось перевернуться так, что я смогла сползти вниз и принять подходящую позу для того, чтобы подняться на ноги. Снова схватка, подумаешь, к ним уже пора привыкнуть, мне предстоит с ними существовать еще несколько долгих часов.

Доктор опомнился, подскочил ко мне, начал что-то говорить. Я его проигнорировала, все равно ни слова не понимала, и если он не в состоянии осмотреть меня и что-то сказать или сделать — пусть проваливает отсюда. Доктор повторил ту же фразу, и тут толмач ухватил меня за предплечье и потянул на себя. Нет, он не собирается помогать мне подняться, он следует распоряжению — уложить меня как и было.

— Слушай, толмач, — выдохнула я, и боль от схватки словно пропала, — помоги мне выбраться отсюда. Я тебе заплачу. Я очень богата.

— Да как, боярыня? — озадачился толмач и потянул меня выше. — Дохтурь вон какой сердитый.

— К черту… к морам доктора. — Так ему будет понятнее. — Пойдешь со мной, если кто спросит, скажешь, что доктор велел мне ходить и ходить, — я шептала очень быстро, надеясь, что меня понимают и принимают мои слова. — Если за нами кто увяжется — пускай. Найдешь мой возок, Афоньку найдешь, это кучер мой. А не найдешь Афоньку, не страшно, любого, кто согласен меня отвезти. В моих палатах дам тебе денег столько, что работать тебе больше не придется. Вообще.

Последние слова он, конечно, не понял, но часть о