Если бы мы были злодеями - М. Л. Рио

Гнев исчез с лица Ричарда, подобно молниеносной вспышке, хотя в его глазах осталась неожиданная удрученность… но лишь на мгновение. Он печально улыбнулся.

– Полагаю, критику в свой адрес я заслужил. Я даже не извинился за ту маленькую выходку в день первой репетиции. Мир, Джеймс?

– Да, конечно, – ответил он, подняв голову и немного расслабив плечи. – Мир.

После неловкой паузы, во время которой я обменялся быстрыми, озадаченными взглядами с Филиппой и Александром, Мередит сказала:

– Ради бога, это просто пьеса.

– Что ж, – вздохнул Фредерик, снимая очки и протирая линзы краем рубашки. – Дуэли случались и по иным – совсем несущественным – поводам.

Ричард вскинул бровь, посмотрев на Джеймса в упор.

– Мечи, за столовой, на рассвете?

– Только если Оливер будет моим секундантом. – Джеймс.

– «Но я, надеясь жить,

Готов и умереть»[25].

– Прекрасно. Мередит может быть моим секундантом. – Ричард.

– Спасибо за вотум доверия, Рик. – Александр.

Ричард рассмеялся, и напряжение покинуло комнату, будто воздух – надувной шарик. Мы вернулись к нашему спору и продолжили обсуждение, но теперь в цивилизованной манере. Я украдкой наблюдал за Джеймсом и был уверен, что я – не единственный, кто чувствовал себя неловко.

Между всеми нами всегда было легкое соперничество, но никогда прежде мы не проявляли столь открытой враждебности. Я наблюдал, как мои одногруппники успокоились, сели, пригладили взъерошенные волосы. Сделав глоток чая, я подумал, что мы слишком остро реагируем. Актеры по природе своей изменчивы: алхимические создания, состоящие из легко воспламеняющихся элементов: эмоций, эго и зависти. Подогрейте их, перемешайте, и порой получите золото, а порой – катастрофу.

Хеллоуин приближался, словно тигр в ночи, крадучись и под покровом темноты. Всю вторую половину октября небо было затянуто тучами и штормило, а Гвендолин почти каждое утро приветствовала нас фразой: «Какая ужасная шотландская погода!» По мере приближения зловещего дня невозможно было подавить нарастающее возбуждение среди студентов. Утром тридцать первого, когда мы наливали себе кофе в столовой, нас уже преследовали шепотки. Каждый хотел знать, что произойдет сегодня ночью на пляже, продуваемом всеми ветрами.

Мы были слишком взволнованы, чтобы сосредоточиться, и Камило отпустил нас уже через двадцать минут после начала занятия, велев нам: «Проверить силу наших чар». Но и в Замке мы избегали друг друга: забились по углам и бормотали под нос реплики, как обитатели сумасшедшего дома.

С приближением волшебного часа мы, один за другим, двинулись через лес.

Ночь была зловещей и душной, и я отчаянно пытался не сбиться в темноте с лесной тропы, чувствуя на коже дуновение легкого ветерка. Невидимые корни тянулись вверх, чтобы схватить меня за лодыжки, а один раз я потерял равновесие и упал. Внезапно ветер усилился: влажный запах озона (приближалась гроза) ударил мне в нос. Я с трудом поднялся и пошел осторожнее, сердце билось быстро и часто, как у нервного кролика.

Когда я добрался до цели, то на мгновение испугался, что опоздал. Мой костюм: черные брюки, сапоги, куртка и белая рубашка – все в стилистике Первой мировой (спасибо студии искусств третьего курса) – не подразумевал наручные часы. Я замер на опушке и снова посмотрел на склон холма – в сторону особняка. Мягкий желтоватый свет тускло горел в трех или четырех окнах, и я представил себе, как несколько студентов, весьма осмотрительных, чтобы отважиться пойти на пляж, робко выглядывают наружу. Неподалеку от меня хрустнула ветка, и я резко обернулся.

– Кто там?

– Оливер? – голос Джеймса.

– Да, это я. А ты где?

Он появился из-за деревьев, в полумраке его лицо казалось бледным овалом. Он был одет почти так же, как и я, но на его плечах поблескивали серебряные эполеты. Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

– Я надеялся, что ты станешь моим Банко.

– Подозреваю, уместно поздравить тебя, Владыка Всего.

Когда мои подозрения подтвердились, я почувствовал укол гордости, но одновременно ощутил и смутное беспокойство. Неудивительно, что Ричард расстроился в тот день, когда распределили роли.

Прежде чем Джеймс успел ответить, тихий бой часов прорезал тишину ночи. Дрожь пробежала по позвоночнику, и волосы у меня на затылке встали дыбом.

Друг крепко сжал мою руку и тихо произнес, задыхаясь от волнения:

– «…Гудит призывный голос!..

Будь глух, Дункан! Не слушай этот звон,

В рай или в ад тебя отправит он!..»[26]

Он отпустил меня и исчез в чернильных тенях высоких деревьев. Я последовал за ним, вслушиваясь в его шаги, но держался подальше, боясь вновь споткнуться и повалить нас обоих.

Растительность между холмом и северным берегом была густой, но занимала небольшое пространство, так что вскоре между ветвями начали просачиваться оранжевые всполохи от костра. Я понял, что почти добрался до пляжа. Голоса студентов были едва слышны в полночном перезвоне и шелестели вокруг, будто сухие осенние листья на ветру. Джеймс – к тому моменту я уже ясно видел его, по крайней мере его силуэт, – протянул руку, чтобы остановить меня. Я на цыпочках подошел к нему и вытянул шею.

Сотни людей столпились на пляже, некоторые сидели тесными рядами на скамейках, другие расположились прямо на песке, их фигуры были четко обрисованы на фоне яркого пламени.

Сильный раскат грома заглушил плеск волн о берег и потрескивание веток в костре.

Взволнованный шепот поднялся от толпы зрителей, когда на небе – оно напоминало еще не просохшую картину, написанную бурыми и пурпурными красками, – вспыхнула ослепительная молния. На пляже воцарилась тишина, пока чей-то высокий, испуганный голос не вскрикнул:

– Смотри!

Что-то монолитное и черное приближалось к берегу по воде – округлый купол, смахивающий на горб лохнесского чудовища.

– Что это? – выдохнул я.

– Ведьмы, – ответил Джеймс, и свет костра отразился в его глазах красными искрами.

Через минуту я понял, что таинственный горб является не чем иным, как перевернутым каноэ. Судя по высоте корпуса, который возвышался над поверхностью воды, там оставалось достаточно места для воздушного кармана.

Лодка замерла, затем по озеру пошла рябь, и я увидел женские фигуры. Толпа зрителей в унисон вздохнула.