«Крот» - Павел Барчук

Марку, что она, вроде как женщина, и ей вроде как хочется различных приятностей, обычно заканчивались ничем. Марк Хейфец поразил ее с первой встречи, раз и навсегда. Поэтому она была готова простить ему многое.

— Марта, а чем вы увлекаетесь? — Когда-то спросил Марк.

И это значило для двадцатипятилетней, засидевшейся в отцовском доме, девушки очень много. Никто не интересовался ее мнением или ее желаниями. Глава семейства решил, что самое лучшее воспитание для младшей дочери — молчаливое послушание.

Было это несколько лет назад. Молодой портной ожидал своего заказа у известного на весь город ювелира. Несмотря на немецкие корни, Миллер считался лучшим в своём деле.

— Рисованием и верховой ездой. А вы, Марк?

Марта скромно прятала взгляд и краснела, чувствуя, как ее бросает в жар в присутствии этого красивого еврея.

— Таки не поверите… Художницами и наездницами! — Радостно сообщил ей Хейфец.

Все. В тот момент сердце дочери ювелира навсегда было отдано Марку. Впрочем, по совести сказать, Марк тоже искренне влюбился. Его не остановили немецкие предки избранницы, угроза до конца жизни выслушивать слезливые упреки матери и сомнительные истории о родне Марты. А истории и правда были сомнительными.

Дело в том, что некоторое время назад семья Миллеров жила в атмосфере нежданно свалившейся на них конспирации. Старшая сестра Марты, Эльза, внезапно осознала себя революционеркой.

Естественно, это считалось жуткой тайной, но какие могут быть тайны от соседей. Какие вообще могут быть тайны в Одессе?

Глава семейства, благородный отец Миллер, этого, конечно, не одобрял. Особенно нервировало его, что сходки происходят прямо в их тихой квартире. Когда подпольщики, с точки зрения ювелира на всю голову больные революционными идеями люди, расходились, они в прихожей морально поддерживали друг друга, провозглашая на весь дом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Тогда Миллер, шурша газетой, неизменно бросал им вслед:

— Соединяйтесь-разъединяйтесь — только не в моей квартире. Пусть мне не так повезёт, как другим странам.

Дурь эта у старшей сестры Марты прошла, а вот соседи судачить вовсе не перестали. Поэтому младшей дочери в праве на свободные взгляды было отказано.

В любом случае, когда, спустя почти пять лет этого удивительного брака, появился Семён, бабушка Фира полюбила его и старалась воспитывать сама. Ибо женщина с именем Марта научить ребенка хорошему не способна. Свои растоптанные сыном мечты Фира Хейфец перенесла на внука.

Именно благодаря бабушке Фире Семён понял эту жизнь в полной мере.

— Сёмочка, если будешь хорошо себя вести, купим тебе велосипед! — Торжественно обещала она, прижимая ладони к весьма обьемной груди.

— А если плохо? — Тут же уточнял Сёма, который велосипед хотел очень сильно, но интуитивно чувствовал подвох.

Он давно понял, что верить никому нельзя. В тот день, когда бабушка Фира пообещала ему за двадцать пять съеденных варенников шикарный подарок, но в тарелке оказалось их всего двадцать четыре.

— Если плохо, то пианино! — Отвечала бабушка Фира.

Видимо, кто-то один из них неправильно понимал хорошее поведение. Потому что пианино все равно появилось.

Это совсем не радовало отца, который видел в отпрыске будущего продолжателя портняжного дела. Но когда такое было, чтоб Фира Хейфец спрашивала чье-то мнение. Она твердо решила, Сёма рождён стать великим музыкантом. Откуда уж ей подобная блажь пришла в голову, осталось тайной.

Вообще все, что Семён узнал о жизни в целом, всё, чему он научился, дала ему эта пожилая женщина, из которой ключом била житейская мудрость. Зачастую, била не только в сторону своей семьи, но и по голове окружающим тоже.

— Мозги, Сёма, дело такое: обычно их не видно, но, когда их не хватает — заметно! — Говорила она внуку, сто́ило ему сделать что-то не так.

— Все, шо ни делается, — к лучшему. Просто не всегда к вашему. — Заявляла она очередной соседке, жалующейся на тяжелые обстоятельства.

Скорее всего, Фира Хейфец добилась бы своего и быть Семёну непременно пианистом. Однако, жизнь внесла нежданные коррективы.

Войну Сёма помнил смутно. А если говорить более точно, не помнил совсем. Единственное, что он знал, его семья город не покидала, оставаясь там даже в самые тяжелые времена.

Но одно четкое воспоминание все же имелось. Вроде бы, почти год, с ними жил молчаливый парень. Появился он ночью, после того, как из Одессы ушли люди в незнакомой форме, которых бабушка тихо называла извергами. Сёма в то время редко бывал на улице, его практически не выпускали из дома.

Причем внезапно оказалось, что девичья фамилия матери, как и ее родственные связи, сыграли важную роль. По крайней мере, так однажды сказал бабушке Фире отец. Мол, она столько лет возмущалась, а Марта их всех спасла. По той же причине молчаливый парень провёл в их квартире целых двенадцать месяцев, вопреки желанию бабушки Фиры. Хотя явно это могло принести проблемы.

Почему-то бабушка всем соседям представляла гостя, как своего дальнего родственника. При том, что Сёма точно знал, с семейством Хейфец у этого человека нет никакой связи. И он вообще-то, является то ли кузеном, то ли троюродным племянником матери. Но данный факт тщательно умалчивался даже весьма разговорчивой бабушкой Фирой. А это уже совсем было из ряда вон. Потом парень исчез. Так же, как и появился, ночью.

Впрочем, о непонятном родственнике быстро забылось. В Одессе начались весьма громкие события. Вот уже их, эти события, Сёма запомнил очень хорошо.

В июне 1946 года в Одессу прибыл Георгий Жуков. С собой он привез все свое имущество, включая два личных автомобиля. Одним из них был трофейный Mercedes-Benz болотного цвета. Ходили слухи, что в свое время машина принадлежала немецкому «рейхсканцлеру одного дня» Йозефу Геббельсу.

Буквально в первый же день машину угнали. Правда, почти сразу вернули с пояснительной запиской. Мол, извиняемся, не знали, чье это имущество. Но в таком поступке читалось совсем другое.

Жукова прислали в Одессу, чтоб он в короткие сроки решил насущную проблему. После войны по всему городу разгуливали банды. Чувствовали себя эти граждане уверенно. Даже, наверное, слишком уверенно. Их количество опальный маршал должен был сократить до нуля.

Поэтому бандиты, которыми была в то время наводнена Одесса, пытались дать понять маршалу, что им все под силу и именно они — реальные хозяева города.

Однако, в итоге все вышло иначе. Жукову удалось если не окончательно, то основательно тряхнуть преступное сообщество Одессы. Сёма слышал, что говорили по этому поводу соседи. В том числе о различных, весьма известных гражданах города. Их тела, с пулей в голове, либо в других важных частях тела, после операции, проводимой военными и милицией, некоторое время оставались лежать на улице до самого утра. В качестве показательного фактора и поучительного примера.

Но те, кто отличался хорошей интуицией и здравым умом, утверждали, нужно только переждать. Особенно, подобным образом высказывался известный в городе карманник Фима Залкинд. Он жил по соседству. Каждый раз, наблюдая, как маленький Сёма играет на пианино, Фима с тоской вздыхал, а затем говорил вслух.

— Такие великолепные пальцы и такой ерундой занимаются…

Именно Фима открыл Семёну правду, пока бабушка Фира отвлеклась на свои дела.

— Сёма, я вижу в Вас большой потенциал. Послушайте одну забавную историю. Однажды прохожий спросил старого раввина:«Скажите, уважаемый, если я пойду по этой улице, там будет вокзал?» И раввин ответил ему:" Там будет вокзал, даже если Вы туда не пойдёте". Так вот Сёма, смотрю я на Вас и понимаю одну немаловажную вещь…Мой старый товарищ Мойша, Ваш рано почивший дедушка, был серьёзным специалистом в вопросе нашего ремесла. И знаете, Сёма, кровь не водица. Когда в нашем городе снова станет спокойно жить порядочным людям, я непременно научу Вас тому, что действительно является Вашим призванием.

Фима Залкинд выполнил свое обещание. Он ухитрился сделать это под носом у бабушки Фиры, которая искренне считала, что ее авторитет непререкаем. Но Сёма больше не мог верить женщине, которая обманула его в главном. Она утверждала, будто дед, отец Марка, был тоже портным. А по факту