Загадки римской генеалогии Рюриковичей - Михаил Серяков

Помимо этого известны урочище Белые Боги, расположенное на дороге из Москвы в Троицу, Бялобоже и Бялобожница в Польше{127}, Белая Гора неподалеку от столицы Чехии. О былой значимости данного образа у западных славян, а именно в Польском Поморье говорит то, что, когда в 1208 г. был основан монастырь в Белбоге (Belbuc), последний был переименован в «город св. Петра»{128}. В Минеи 1097 г. имеется запись: «…_ги помози рабоу свомоу михаилъ а мiрьскы бе(л) ына…»{129} То, что и на Руси в данном случае в качестве эквивалента языческому выбрали христианское имя «архистратига небесных сил», обладавшего солярными чертами, говорит об исходной значимости образа с корнем бел-. Все эти факты свидетельствуют, что имя Белун генетически восходит к образу Белбога и первоначально предполагало наличие у его носителя соответствующих черт, присущих данному божеству. В этой связи весьма интересно, что хоть княжеские дворы находились в Польском Поморье в каждом городе по всей стране, собственным городом поморского князя был Белград на Персанте{130}, название которого указывает на связь земного правителя с Белбогом. Одноименный город в Сербии, более того, до сих пор является столицей этой страны. Все это вновь показывает существование связанных с носителем высшей власти мифологических представлений общих как для Руси и тех южнославянских земель, где была зафиксирована «славяноготская» легенда, так и для Польского Поморья.

В отличие от римской генеалогии Рюриковичей род балканских правителей велся не от Августа, а просто от знатной римской семьи, однако это различие легко объясняется различными амбициями представителей южнославянской знати и могущественных государей всея Руси. Однако подобная скромность присутствует лишь в летописи попа Дуклянина. Когда в данном регионе утвердилась династия Неманичей, то о ее основателе Стефане Немане в сербской литературе возникла легенда, что он «бысть великыи жоупань от племена благочьстиваго и корене ветьв, превънук Константине сестры великаго Константина, от племена Рашькаго господьства и съродьства Августа кесаря»{131}. Как видим, на Балканах присутствуют не только основные компоненты римской генеалогии Рюриковичей, но даже и род правителей Рашки связывался с тем же самым римским императором, к которому возводили его и московские государи.

Отметим еще одну интересную параллель в языческих религиозных представлениях Польского Поморья и южных славян. Из письменных источников нам известно о святилище Триглава в Щецине. Немецкие миссионеры отмечали, что в Щецине самая высокая гора была посвящена Триглаву, который был изображен с тремя головами, поскольку надзирал за небом, землей и преисподней. Более поздний писатель Прокош (Пшибыслав Диаментовский) в «Славяно-сарматской хронике» утверждал, что в Польше Тржи почитался как величайший из богов, три головы которого покоились на одной шее{132}. Весьма интересно, что культ этого божества неизвестен в остальном славянском мире за одним-единственным исключением — на адриатическом побережье Далмации в Скрадине была обнаружена трехголовая каменная статуя, названная Триглавом{133}. Наряду с образом Белбога Триглав также указывает на связь между собой верований жителей Польского Поморья и тех мест бывшей Югославии, где расселились потомки тех славян, которые, согласно легенде, пришли туда с готами. Таким образом, мы видим, что уже средневековая традиция связывает появление части славян на территории бывшей Югославии с готами. Хоть исторические пути южных, западных и восточных славян впоследствии оказались во многом различными, мы видим разнообразные параллели между Русью и связанными с нею областями западнославянского Поморья Балтики и этим южнославянским регионом. В случае с гобино и атта данные понятия фиксируются не только у славян и балтов, но и у готов, единственных из всех германских племен. В сочетании с упоминанием Бруса, отсутствующего у Иордана, эти факты побуждают более внимательно отнестись к «славяно-готской» легенде, а не трактовать ее априори как ни на чем не основанную досужую выдумку средневекового летописца.

К сожалению, Иордан или его предшественник чрезвычайно мало рассказал о первом периоде жизни готов после их переселения на южный берег Балтийского моря. Конечно, упомянутые им три корабля являются скорее данью эпической традиции, чем описанием реального количества переселенцев. Второй аспект, на который Иордан не обращал особого внимания, — это полиэтничность готского войска. Это достаточно хорошо заметно при освещении его пребывания на территории Римской империи. X. Вольфрам справедливо отметил, что в Италию Теодорих привел не остготский народ, а войско римских федератов, состоявшее в основном из остготов. Его достаточно пестрый состав характеризуют в том числе и имена их знати, попавших благодаря своему высокому социальному статусу на страницы письменных источников. Под Авиньоном в 508 г. остготами командовал Вандил, один из сайнов Теодориха носил аланское имя Кандак, а медиоланский трибун — кельтское Бакауда. Вряд ли будет преувеличением предположить, что подобная ситуация была и среди рядовых воинов.

На основании исследованного им материала X. Вольфрам отмечал, что для того, чтобы служить готским королям, не нужно было быть ни готом, ни даже свободным. Достаточно было того, чтобы человек был хорошим воином и в должной мере подчинялся дисциплине{134}. Данный вывод был сделан для готов вблизи римских границ и на территории самой империи, но мы вряд ли ошибемся, если предположим, что аналогичная ситуация имела место с самого начала их движения по чужим землям. Археологические данные показывают, что связанная с готами вельбарская культура увлекла в своем движении на юг часть населения оксывской культуры. Еще одним примером включения иноязычных выходцев в готское войско является балтское племя галиндов. Хоть ни один письменный источник, одновременный событиям или более поздний, не упоминает об участии галиндов в походах германских племен, отечественные и иностранные ученые только на основании ономастики и топонимики постулируют их участие в движении на запад вместе с готами{135}.

Таким образом, практически с самого начала движения к Черному морю с берегов Балтики готы втягивали в состав своего войска представителей других племен. Понятно, что готы составляли большинство войска, которое хоть и прирастало иноэтничными элементами подобно снежному кому, однако иностранным наблюдателям чаще всего представлялось однородной массой. С учетом того, что значительное число упоминаний готов приходится на периоды их вторжений на территорию империи, когда непосредственным очевидцам этих событий явно было некогда вникать в точное определение состава нападавших на них варваров, не приходится удивляться относительно небольшому количеству данных о полиэтничности готского войска.