Волгарь - Марина Александрова

Нимало не мешкая, казак пробрался в знакомую беседку и воззрился на девушку: он уж и сам казнился, что был груб с нею, а ее заплаканные глаза просто душу ему выворачивали! Он уж было хотел пасть ниц перед невинной красавицей, повиниться и просить прощения. Да только опередила его Лейла:

– Прости меня, мой господин, я тебя обидела вчера. Но не вини меня за это, прошу: я впервые полюбила и еще мало что понимаю в жизни. Ты был прав, нет греха в любви! Только обещай мне, если ты еще не разлюбил меня, что попросишь у отца моей руки! Я сегодня молилась всю ночь, и милосердный Аллах сказал моему сердцу, что женщина создана, чтобы почитать мужчину и служить ему...

– Как же я могу разлюбить тебя, когда в тебе только вся жизнь моя! – вскричал обрадованный Ефим, разом позабыв обо всех своих сомнениях: перед ним вновь стояла желанная персиянка, такая нежная и покорная, что ни о чем другом, кроме ее объятий, он более не мог думать...

– Сегодня ночью я пришлю к тебе свою рабыню, – еле слышно прошептала Лейла, когда наконец смогла оторваться от любимого. – Жди!

И девушка легко выскользнула из беседки и побежала к дому. А Ефим не чуял себя от счастья! Он более не хотел думать о будущем: пусть все идет, как идет! Казак гнал прочь гнетущие думы, предвкушение обладания желанной персиянкой заставляло его забыть о жестокой судьбе, которую он уготовил любимой, сам того не желая...

... Весь вечер Ефим был как на иголках, даже невозмутимый Григорий стал подозрительно коситься на друга. А тот, картинно зевая, сделал вид, что притомился, и улегся спать. Но сам Ефим сторожко прислушивался, и, когда дыхание друга стало ровным и глубоким, тихонько оделся и стал дожидаться обещанную рабыню-провожатую.

Когда муэдзин возвестил с минарета правоверным о наступлении полночи, перед дверью отведенных казакам покоев раздались тихие шаги, затем их обладательница отодвинула шелковую занавесь и поманила Ефима за собой. Ефим молча встал и последовал за рабыней. Еще утром он удивился, когда Лейла сказала, что пришлет ее: ведь дорогу в беседку он уже прекрасно знал сам. Но оказалась, что путь их лежит совсем в другую сторону: Ефим осторожно пробирался следом за рабыней, петляя по внутренним коридорам дома. Он понял, что они направляются в святая святых мусульманского жилища – в гарем.

Наконец рабыня остановилась у неприметной дверки, отворила ее маленьким ключиком и, втолкнув туда казака, снова заперла ее. Ефим огляделся: он находился в маленькой комнате, стены которой были обтянуты розовым шелком и задрапированы кисеей. В центре под балдахином стояло невысокое ложе, крытое розовым же атласом с грудой небольших вышитых золотом подушечек, а в изголовье стоял резной столик, на котором помещался подсвечник с тремя ароматными свечами, блюдо фруктов и серебряный кувшинчик. По другую сторону помещалось венецейское дорогое зеркало в изящной раме, а под ним – низенький шкафчик, весь уставленный шкатулочками и флакончиками. Вся комната была пропитана запахами сандала и лаванды и источала аромат неги и чувственности. Казак понял, что попал в спальню своей любимой.

Наконец и она сама появилась в комнате. С распущенными волосами, босая, без украшений, только дареные Ефимом браслеты матово поблескивали на ее руках. Одетая в полупрозрачную белую струящуюся одежду, Лейла была так хороша, что у Ефима сразу же пересохло в горле. Одежда совсем не скрывала прелестей юной красавицы, при каждом шаге обрисовывая стройные бедра и тугие груди. Лейла нежно улыбнулась и, доверчиво посмотрев на Ефима, сказала:

– Я пришла к тебе, любовь моя, чтобы вручить свою жизнь и стать покорной женой моему супругу и господину, как повелевает Аллах устами Мохаммеда, своего пророка, – и она склонилась перед ним. Ефим кинулся к девушке, поднял с колен, подхватил на руки и понес к ложу, страстно шепча:

– Лейла, любима моя, голубка, ладо мое, жизнь моя...

Он бережно уложил девушку на ложе и, сбросив свои одежды, принялся раздевать Лейлу, лаская каждую пядь ее тела, высвобождаемого из воздушного плена одеяний. Персиянка во все глаза смотрела на обнаженное тело казака, он казался ей самым прекрасным мужчиной, ее руки нежно касались его широких плеч, мускулистых рук, ласкали крепкую спину, гладили грудь и зарывались в буйных казацких кудрях.

А Ефим покрывал поцелуями горячее тело любимой, ласкал упругие груди, впадинку на животе, атласные бедра и нежные ступни с крохотными пальчиками. Его руки возбуждали Лейлу, пробуждали тайные струны ее существа, его пальцы заставили отвердеть соски ее грудей, а от них волна неги и желания прокатилась по всему телу и заставила выгнуться навстречу любимому. Девушка приглушенно застонала. Этот тихий стон страсти подстегнул Ефима: его поцелуи стали более страстными и жадными, а руки требовательными. Казак почти рычал от еле сдерживаемого желания.

Лейла поняла его состояние, она и сама уже жаждала полного слияния с любимым, лоно ее стало горячим и влажным, руки блуждали по телу Ефима, нежные язычок облизывал пересохшие губы. Она широко развела ноги, немного согнув их в коленях, и протянула руки навстречу напряженному копью казака. Ефим встал на колени меж ее раскинутых ног, взял в руки пышные ягодицы Лейлы и, не в силах более сдерживаться, рывком притянул ее к себе, сразу же пробив последнюю преграду девушки.

От острой боли она вскрикнула и попыталась отпрянуть, но казак удержал ее в руках и начал медленно неторопливо двигаться в ней. Постепенно боль отступила, а вместо нее волнами стало накатывать наслаждение, от которого Лейла начала выгибаться и двигаться навстречу Ефиму. Он еще крепче охватил руками ее бедра, рывком поднял девушку так, что ее груди оказались возле его губ и, целуя и покусывая соски, принялся плавно раскачивать ее на себе, постепенно убыстряя движение. Лейла обхватила голову любимого, зарывшись пальцами в его волосах, голова ее запрокинулась, глаза закрылись, а из груди вырывались стоны наслаждения. Наконец она почувствовала приближение высшего пика блаженства, ее тело забилось, словно в припадке, а стоны переросли в непрерывные всхлипы; Ефим еще крепче прижал ее к себе, и обоих влюбленных унесло в сладком водовороте...

... Еще не раз Ефим пробирался в спальню любимой персиянки и делил с ней ложе, наслаждаясь изысканными ласками осмелевшей после первой ночи девушки. Он не раз замечал, что на дне ее фиалковых глаз прячется малая толика боли, но не хотелось ему думать о будущем, пока можно было утонуть с любимой в бездонном омуте блаженства: Ефим никак не мог насытиться ее телом. Но однажды Лейла встретила его вопросом:

– Фируз, любимый, когда же ты поговоришь с отцом? Я же доверилась тебе, и теперь нет причины у тебя сомневаться в моей любви!

Ефим опешил: он совсем забыл о своем обещании, он просто растворился в блаженных ночах любви. Видимо, Лейла заметила его растерянность, глаза ее наполнились готовыми вот-вот пролиться слезами, а прекрасное лицо исказила гримаса боли. Казак обнял Лейлу и сказал ей:

– Не печалься, любимая! Я помню о своем обещании и не оставлю тебя: когда мой старший брат закончит дела, он перед нашим отъездом поговорит с твоим отцом, мы съездим домой, чтобы все подготовить к свадьбе, и я вернусь за тобой.