Обретенная любовь - Маргарет Уэй

Как только его шаги смолкли на гравийной дорожке, молочный барон взорвался:

— Это исчадие ада! О чем ты только думаешь? — зло спросил он.

— Я сама обо всем подумаю, мистер Брандт. — Глаза девушки засверкали. — Вы делаете из мухи слона. Вам, может быть, это не нравится, но я действительно очень самостоятельная. — Она гордо тряхнула головой, ее золотистые волосы разметались.

Мужчина поймал девушку за руку, когда, направившись к открытой двери, она проходила мимо него, и крепко сжал ее в объятиях. Джина была ошарашена, она не могла простить себя за то, что не ожидала такого поступка от этого несносного человека.

— В нашей стране похищение людей — тяжкое преступление, мистер Брандт! Это непростительный поступок. Вас ожидает кара.

В его глазах вновь загорелись непонятные огонечки.

— Лучше так, чем потом всю жизнь упрекать себя.

— Вы сумасшедший!

— Дорогая, я прожил на этом свете гораздо больше, чем ты. Я ни на йоту не доверяю Чаду Даффи. Сравнить его по уму нельзя даже с моими вьючными лошадьми. Берешь ты в конце концов с собой ночную рубашку и зубную щетку или мне это сделать?

— Я возьму. — Ее сладенький голос не вязался с разъяренным выражением лица.

Почувствовав, что сопротивление ослабело, он опустил девушку на пол.

— Ну и характер! Мужчины правят миром, они создают все правила и законы. Вы, женщины, должны лишь мило улыбаться и скрывать свои чувства.

Джина все же не удержалась и выпалила:

— Да вы монстр! Великан людоед! Много о себе мните. — Она утонула в его сардоническом взгляде.

— Я никогда не позволяю чувствам вторгаться в бизнес, Джина, а это бизнес.

Вылетев из комнаты в столовую, она кинула в сумку несколько вещей. Он лениво последовал за девушкой.

— Постарайся продержаться, ты все вынесешь. Я не собираюсь преследовать тебя, но будет лучше, если мы поскорее уедем отсюда. Моя самая лучшая на свете девочка уже заждалась!

— Хорошо, хорошо. Я все понимаю.

Голова немного кружилась, и она позволила отвести себя к джипу. Как легко этот человек справлялся с ней! Как бы то ни было, она понимала, что и сама не доверяет своему управляющему.

Красный закат был еще в зените, но очень скоро сумерки окутают небо.

— Далеко до Баухинии? — в отчаянии спросила она, чувствуя, что сон овладевает ею.

— Десять миль по дороге. Если ехать вдоль ручья, то меньше. Почему бы тебе не закрыть глазки ненадолго? Ты такая бледненькая, слишком увлеклась самобичеванием.

— И кроме того, мы несовместимы. Это и создает такое напряжение в наших отношениях. — Откинувшись на сиденье, девушка почувствовала себя обессиленной. — Должно быть, дядя Рафф был очень одинок. Почему же он вас ненавидел? — сонно пробормотала она.

— Закрой глаза, — приказал он сухо.

Джина сдалась, смущенная и расстроенная. Джип подпрыгивал на узкой проселочной дороге.

— Еще немного, и я усну.

Сайрус ухмыльнулся:

— Попробуй, но ради Бога, не храпи. Терпеть не могу храпящих женщин.

— Договорились! — Джина села прямо. — Надеюсь, ваша лучшая на свете девочка не против посетителей.

— Интуиция подсказывает мне, что против тебя она возражать не будет. Теперь помолчи, ты сводишь меня с ума.

— Вы очаровательны! — откинув голову, она дала волю потоку мыслей.

Вечерний ветерок плясал по листве деревьев, слышался дикий хор птиц. Красота окружающей природы вновь пленила девушку.

Сайрус первым нарушил молчание:

— Ты ездишь верхом?

— Когда-то у меня была лошадь-качалка.

— Так ездишь или нет? — терпеливо повторил он вопрос. — Достаточно обычного «да» или «нет».

— И да, и нет.

— Боже милостливый! — в его голосе явно чувствовалось раздражение. — Ладно, об этом мы договорились. Кира превосходная наездница, она сможет дать тебе несколько уроков.

— И это все?

Его горящие глаза словно выпустили разряд тока в нее.

— Господи, дай мне терпения! Тебя нужно держать в ежовых рукавицах.

Джина прикусила губу.

— Извините. Иногда я говорю то, о чем следовало промолчать. — Она перевела взгляд за окно.

Через некоторое время показались огромные железные ворота. Сайрус Брандт остановил джип. Взору предстало завораживающее зрелище. По обе стороны дороги, ведущей в Баухинию, насколько хватало глаз, рос кустарник с белыми и розовыми цветами, который и дал название ферме. На всей прилегающей территории царила полнейшая тишина. В этот ясный вечер все просматривалось на несколько миль вокруг, до самых пастбищ и темной линии горизонта.

Усталая Джина разглядывала территорию ранчо, и вид этот радовал ее. Недалеко от них располагалось место для торгов, окруженное кольцом зелени и рядами белых кресел. Немного дальше, в конце взлетно-посадочной полосы, виднелся самолет.

— Теперь я понимаю, что вы имеете в виду под местом для развлечений, — сдержанно произнесла она. — Даже издали безошибочно ощущается потрясающая атмосфера, этакий шарм.

— Приятно слышать, мэм. — Он лениво улыбнулся, затем повернул ключ в замке зажигания.

Девушка откинулась, решив не выдавать своего восхищения. Она сама была владелицей земли, а по проекту ее отца построено много очень прекрасных зданий. Но Баухиния была по-особому красивой, завораживала с первого взгляда. Она возвышалась на горе, словно испанская гасиенда, озаренная последними отблесками заходящего солнца. Смягчившись, Джина слегка приоткрыла губы. Она осматривала все вокруг с любопытством и восторгом. Джип свернул на кольцеобразную подъездную дорожку и остановился у сада с бьющим фонтаном. Джина вышла из машины без посторонней помощи и, ожидая, пока ее догонит гостеприимный хозяин, разглядывала скульптуры, украшавшие фонтан.

Распахнутые стеклянные двери янтарного цвета открывали вид на просторный холл; кафельный пол там был покрыт паласом с мавританским узором. Одну из стен украшал пейзаж известного в Австралии современного художника. Рядом с пейзажем — две фигурки плантаторов, поддерживающие комнатные растения. Холл давал представление о классическом стиле всего дома. Через двойные арки по обе стороны можно было увидеть гостиную и столовую. Светлые шероховатые стены комнат, отделанные лепниной, прекрасно контрастировали с темной традиционной мебелью. Гостья старательно запоминала каждую деталь, чтобы как можно точнее описать все отцу.

Невысокая пожилая женщина заспешила навстречу приехавшим, на ходу закалывая вьющиеся волосы и вытирая руки о накрахмаленный белый фартук.

— Хорошо, что ты вернулся, Сай. Никак не могу уложить малышку Бэкки в постель. Едва уговорила ее поесть. — Мягкий приятный голос подрагивал, когда она дотронулась до камеи на шее. — А эта молодая леди… — она, прищурившись, словно близорукая, вглядывалась в Джину.