Труп в оранжерее - Дороти Ли Сэйерс

«ТАЙНА НОМЕРНОГО ЗНАКА

Преподобный Натаниель Фоулис из церкви Св. Симона, Северный Феллкоут, был остановлен сегодня в шесть часов утра из-за того, что ехал на мотоцикле без номерных знаков. Почтенный джентльмен казался ошеломленным, когда его внимание было привлечено к этому вопросу. Он объяснил, что за ним послали в большой спешке в 4.00, чтобы руководить причастием умирающего прихожанина, живущего на расстоянии шести миль. Он поспешил на своем мотоцикле, который неосмотрительно оставил у обочины, выполняя свои священные обязанности. Мистер Фоулис уехал оттуда в 5.30, не заметив, что что-то было не в порядке. Мистер Фоулис известен в Северном Феллкоуте и окрестностях, и, вероятнее всего, он оказался жертвой бессмысленной злой шутки. Северный Феллкоут — маленькая деревня в паре миль к северу от Рипли».

— Я еду в Рипли, Бантер, — сказал лорд Питер.

— Да, мой лорд. Ваша светлость нуждается во мне?

— Нет, — сказал лорд Питер, — но кто служит камеристкой моей сестре, Бантер?

— Элен, мой лорд, горничная.

— Тогда я желаю, чтобы вы поупражнялись в своем красноречии с Элен.

— Очень хорошо, мой лорд.

— Она чинит одежду моей сестры, чистит ее юбки и все такое?

— Думаю, да, мой лорд.

— Не важно, что она подумает, вы понимаете, Бантер.

— Я не предложил бы женщине подобного, мой лорд. Это все их воображение, если можно так выразиться.

— Когда мистер Паркер уехал в город?

— В шесть часов утра, мой лорд.

Обстоятельства способствовали дознанию мистера Бантера. Он столкнулся с Элен, когда она спускалась по черной лестнице с охапкой одежды. Пара кожаных перчаток с крагами свалилась с вершины охапки, и, подобрав он смущенно последовал за молодой женщиной в помещение для прислуги.

— Вот, — сказала Элен, бросая свою ношу на стол, — работа, которую я должна выполнить. Приступы гнева, — так я называю это, — притворяться, что у вас такая головная боль, что вы не можете впустить человека в комнату, чтобы он забрал ваши вещи и почистил их, а как только он уходит с ними, выскакиваете из кровати и расхаживаете повсюду. Это явно не то, что называется головной болью, как вы думаете? Это другое! Осмелюсь сказать, что у вас никогда не бывает такого, как у меня. Постоянные головные боли, моя голова иногда… Я не могу держаться на ногах, даже если бы дом сгорел дотла. Мне просто нужно лечь и полежать, это довольно жестокая штука. И оставляет такие морщины на лбу!

— По-моему, я не вижу никаких морщин, — сказал мистер Бантер, — но, возможно, я не разглядывал тщательно. — Далее последовал перерыв, во время которого мистер Бантер смотрел достаточно внимательно и достаточно близко, чтобы различить морщины.

— Нет, — сказал он, — морщины? Не думаю, что увидел бы хоть одну, даже если бы мне пришлось взять большой микроскоп его светлости, который находится сейчас в городе.

— Послушайте, мистер Бантер, — сказала Элен, доставая губку и бутылку бензина из буфета, — для чего его милость использует такую вещь?

— В нашем хобби, мисс Элен, коим является уголовный розыск, нам может понадобиться увидеть что-нибудь значительно увеличенным — например, в случае с почерком при фальсификации, чтобы увидеть, было ли что-либо изменено или стерто, или использовались различные виды чернил. Или если нужно рассмотреть корни пряди волос, чтобы понять, был ли волос вырван или выпал сам. Или возьмите пятна крови: микроскоп поможет узнать, принадлежит эта кровь животному или человеку, или, возможно, это просто пролитое вино.

— Неужели и вправду, мистер Бантер, — сказала Элен, кладя твидовую юбку на стол и открывая бензин, — вы и лорд Питер можете все это выяснить?

— Конечно, мы не химики-аналитики, — ответил мистер Бантер, — но его милость занимается в качестве хобби многими вещами. Достаточно знать, когда что-нибудь выглядит подозрительным и у нас есть какие-либо сомнения, мы посылаем это одному весьма известному ученому джентльмену. — Он благородно перехватил руку Элен, когда она приблизилась к юбке с пропитанной бензином губкой. — Например, вот пятно на подоле этой юбки, как раз внизу бокового шва. Если, предположим, совершено убийство и человек, который носил эту юбку, в нем подозревается, то я должен исследовать это пятно. — Тут мистер Бантер выхватил линзу из своего кармана. — Сначала я промокнул бы его с одного края влажным носовым платком. — Он дополнял действием слова. — И заметил, как видите, что оно оказалось красным. Затем я должен вывернуть юбку наизнанку, чтобы посмотреть, пропитало ли пятно ткань, потом должен взять ножницы, — туг мистер Бантер достал маленькие острые ножницы, — и отрезать крошечную частицу материала у внутреннего края шва, вот так, — он сделал это, — и сунуть его в небольшую коробку из-под таблеток, вот так, — коробка из-под таблеток волшебным образом появилась из его внутреннего кармана, — запечатать ее с обеих сторон сургучом, подписать сверху «юбка леди Мэри Уимзи» и поставить дату. Теперь я должен послать это прямо джентльмену-аналитику в Лондон, он исследует это пятно под микроскопом и сразу скажет мне, что это была, возможно, кровь кролика и сколько дней она находилась на ткани, вот и все, — закончил мистер Бантер торжествующе, пряча свои маникюрные ножницы и беспечно убирая в карман коробку из-под таблеток с ее содержимым.

— Ну, тогда бы он ошибся, — сказала Элен, мило качая головой, — потому что это — кровь птицы, а вовсе не кролика, ведь так сказала мне ее милость; и разве не быстрее было бы просто пойти и спросить человека, чем заниматься пустяками с этим вашим глупым старым микроскопом и всем остальным?

— Ну, я просто упомянул кроликов для примера, — сказал мистер Бантер. — Забавно, что она посадила пятно здесь внизу. Должно быть, она постоянно становилась на колени в этой юбке.

— Да. Много крови вытекло, не так ли, у бедняжки? Кто-то, должно быть, стрелял небрежно. Это был не его милость и не бедняга капитан. Возможно, это был мистер Арбатнот. Иногда он стреляет немного неловко. Так или иначе, все ужасно грязное и вычистить эту грязь очень трудно, если она так сильно застарела. Честно сказать, я и не вспомнила о чистке в день, когда бедный капитан был убит; а затем дознание следователя — это было ужасно, и его милость забрали подобным образом! Да, это очень расстраивает меня. Мне кажется, что я немного чувствительна. Во всяком случае, мы все вставали в шесть или в семь в течение дня или двух, а затем ее светлость закрылась в своей комнате и не разрешала мне подходить к платяному шкафу. «О! — говорит она, — да оставь ты эту дверь платяного шкафа в покое. Разве ты не знаешь, что она скрипит, а у меня так болит голова, и мои нервы так напряжены, что я не могу выдерживать это». «Я только хотела почистить ваши юбки, моя леди», — говорю я. «Возьми мои юбки, — говорит ее милость, — и уходи, Элен. Я закричу, если увижу, как ты возишься там. Ты действуешь мне на нервы», — говорит она; ну, в общем, не знаю, почему я все еще здесь, после того как со мной обращались подобным образом. Очень хорошо быть сиятельством, и тогда с любым вашим дурным настроением будут нянчиться и называть его нервным истощением. Я тоже ужасно страдала по бедному Берту, моему молодому человеку, которого убили на войне. Все глаза выплакала, так страдала; но, мистер Бантер, я бы постыдилась продолжать в том же духе. Кроме того, говоря между нами, леди Мэри не настолько любила капитана. Она никогда не ценила его, я так и сказала повару в свое время, и он согласился со мной. Он был обаятелен — капитан, я имею в виду. Всегда такой обходительный и никогда не говорил ничего, что было бы неуместным — я ничего не подразумеваю, — и сделать что-либо для него было одно удовольствие. К тому же он был такой красивый мужчина, мистер Бантер.