Бесприютный - Фред Варгас

– Мы же только что договорились, – проговорил Марк, складывая цветастое платьице, – что мы исходим из предположения Марты, что мы верим Марте. Хотя бы один день, чтобы расспросить его, как будто он не виновен. А ты не можешь и двух минут потерпеть.

– Ты прав, – сказал Луи. – Надо подождать один день. Я зайду к нему завтра в два часа.

– А раньше не можешь?

– Нет, с утра мне надо снова наведаться в комиссариат Девятого округа. Хочу еще раз взглянуть на фотографии. Кто сегодня за сторожа?

– Я, – отозвался Матиас.

– Прекрасно, – одобрил Луи. – До завтра.

– Я с тобой, – сказал Марк.

– Слушай, – нерешительно сказал Луи, – я смотрю, ты платья гладишь. У вас что, в доме женщина?

– А что в этом удивительного? – высокомерно осведомился Люсьен.

– Ничего, – поспешил заверить Луи. – Просто спрашиваю… Это из-за него, из-за Воке.

– А я думал, что мы считаем его невиновным, – съязвил Люсьен. – Значит, и беспокоиться нечего.

Выйдя из дома, Марк и Луи молча поднялись по улице.

– Так что? – спросил Луи. – Да или нет?

– Нет, – отрезал Марк. – Женщин в лачуге нет, ни одной, пустыня. Но это не значит, что можно плевать в песок.

– А платья?

– Это белье мадам Туссен. Я беру гладить на дом, я же тебе говорил.

– А, ну да, твоя работа.

– Вот именно, что работа. Не нравится?

– Да что с вами со всеми? – Луи остановился. – Вы целыми днями лаетесь!

– Если ты про лачугу, то мы привыкли. Мы все время ругаемся, Люсьен это обожает. Да и Матиасу полезно, каждому от этого своя выгода. Отвлекает от забот, забываешь про безденежье и про то, что платья есть, а женщин в них нет.

Луи кивнул.

– Как думаешь, – снова заговорил Марк, – есть хоть малейший шанс, что Мартин питомец тут ни при чем?

– Думаю, что шансов гораздо больше. Подожди, там фонтанчик, пойду окуну Бюфо.

Марк скривился:

– Ты с собой жабу взял?

– Да, я только что сходил за ним. Он умирал со скуки в корзинке для карандашей, сам подумай – и поймешь, каково это. Надо иногда проветривать зверюшку. Я же не прошу тебя его подержать.

Марк с отвращением смотрел, как Луи побрызгал водой свою большую сероватую жабу, дал ей какие-то наставления, а потом снова посадил в большой правый карман своей куртки.

– Мерзость какая, – только и сказал Марк.

– Пива хочешь?

Они уселись на террасе почти пустого кафе. Марк сел слева от Луи, потому что в правом кармане сидела жаба. Было половина двенадцатого, холодно не было.

– Я думаю, – начал Луи, – что Мартин приемыш самый настоящий идиот.

– Согласен, – кивнул Марк, поднимая руку, чтобы позвать официанта.

– А значит, сам он не смог бы сочинить историю с хозяином ресторана, даже чтобы спасти себе жизнь.

– Ты прав. Этот тип существует.

– Какой тип?

– Ну тот, – сказал Марк, не опуская руки, – который управляет марионеткой. «Другой». Убийца. Он существует.

– Рука твоя не работает, – заметил Луи.

– Вижу, – ответил Марк и уронил руку на колено. – Никогда не могу подозвать официанта.

– Тебе не хватает врожденного авторитета, – предположил Луи и в свою очередь поднял руку.

Он быстро заказал официанту два пива и повернулся к Марку.

– Ерунда, – сказал Марк. – Подумаешь. Мы говорили о том, что тот тип где-то есть.

– Вероятно. Нельзя сказать наверняка. Если он существует, то мы уже кое-что знаем о нем: он знаком с Клеманом Воке, он его ненавидит, и он не серийный убийца.

– Не понял.

Луи поморщился и отхлебнул пива.

– Видишь ли, этот тип считает. Он считает. Первая женщина, вторая, третья… Помнишь, что рассказывал Воке? По телефону ему говорили: «первая девушка»… «вторая девушка»… Он их считает. А если ты считаешь, значит, знаешь, на чем остановишься, хочешь прийти к какому-то числу. Иначе зачем считать? Есть какой-то предел, цель. Обычно, когда убивают, счет жертвам не ведут. Не будешь же считать до бесконечности, зачем? Я думаю, этот убийца придумал себе определенное количество женщин, и его список когда-то кончится. Это не серийный убийца. Это убийца одной серии. Улавливаешь разницу? Он односерийный убийца.

– Да, – неуверенно сказал Марк. – Ты много значения придаешь мелочам.

– Цифры не мелочь. Прибавь к этому, что серийный убийца никогда бы не стал искать козла отпущения. Тот, кто это сделал, рассчитывал использовать Воке для определенного количества жертв. Воке послужил болванчиком в тщательно спланированной операции, а бесконечная резня тут ни при чем. Если за этим кто-то стоит, он очень опасен и прекрасно знает, чего хочет. Он выбрал козла отпущения и выбрал женщин. И действует он не случайно, ни в коем случае. А чтобы его серия была оправдана, у нее должен быть смысл. В его понимании, конечно.

– Оправдана?

– Оправдана символически, образно. Убить семь женщин, это как бы уничтожить всех женщин на планете, к примеру. И ты прекрасно понимаешь, что эти семь женщин не могут быть выбраны случайно. Они должны составлять единый ансамбль, вселенную, их должно что-то объединять.

Луи побарабанил пальцами по стакану.

– Уверен, что так он и действует, – продолжил он. – Если подумать, все очень банально и просто. В любом случае смотри в оба – надо во что бы то ни стало спрятать Клемана Воке, особенно если он невиновен. Если случится третье убийство, мы, по крайней мере, будем знать, что этот кретин ни при чем. У него будет железное алиби.

– Думаешь, будет третье убийство?

– Да, старик. Тот «Другой» только начал. И беда в том, что мы не знаем ни как велика его серия, ни какой в ней смысл.

Луи вернулся домой пешком, по дороге болтая со своей жабой.

На следующий день в одиннадцать утра Кельвелер был в комиссариате Девятого округа. По дороге он купил утренние газеты и молил небо, чтобы евангелисты, как их называл Вандузлер-старший, оказались хорошими сторожами: фоторобот предполагаемого убийцы был напечатан на первой странице, и сходство с оригиналом было поразительное.

Луи был озабочен и в полицию вошел с тяжелым сердцем. На этот раз его попросили подождать. Луазелю наверняка не нравилось, что он так быстро вернулся. У Луи Кельвелера была репутация ищейки, которая глубоко копает и везде сует свой нос. А поскольку любой тщательный поиск чреват неприятными находками, то никто не хотел, чтобы Кельвелер лез туда, куда его не просят. Возможно, Луазель уже сожалел, что вчера так необдуманно разоткровенничался. В конце концов, Кельвелер уже в отставке, он никто.