Белый Клинок - Александр Мазин

– Эйрис! Тебя никогда не мучила зубная боль?

– Никогда! Разве зубы могут болеть? Они же такие твердые – как их поранить? Правда, бывает, в поединке или на охоте кому-то выбьют зуб. Тогда нужно время, чтобы вырос новый. Но это не так уж больно…

Несмех улыбнулся.

– Забыл, кто вы! – проговорил он.– Слушай, а драконами вы умеете повелевать?

– Зачем? – Эйрис удивилась.– Мы живем в Лоне, а не на небе.

– На драконе можно облететь весь мир!

– Бо-ольшой! Наш мир – Вечное Лоно! И мы не хотим другого. Может быть, когда ты станешь одним из нас…

– Я?!

– Оу! Почти одним из нас, ты поймешь, что Лоно – это все. То, что вне его,– лишь тень жизни…

– …конечно, большой лук или арбалет стреляют дальше, но кому нужно далеко стрелять – в Лесу? Все, что дальше пятидесяти шагов, не представляет настоящей опасности. Даже от хорахша или стаи сиргибров можно спрятаться на таком расстоянии.

– Сиргибры – это кто? – спросил Несмех.

О хорахше, самом крупном ящере Гибельного леса, он разумеется, слышал.

– Самые опасные хищники Лона,– сказала Эйрис.

– Больше хорахша?

– Поменьше. Но раз в тридцать умнее. И охотятся стаями. Хотя на нас с тобой довольно и одного. Но нас они выслеживать не станут.

– Почему?

– У них – очень тонкий нюх. Есть трава, запах которой они не любят. Ее отваром смазывают подошвы сапог.

– И что же, их шкуру тоже не пробить стрелой, как шкуру хорахша?

– Не пробить.

– А арбалетным болтом?

– Нет.

– А из метательной машины?

– С метательной машиной – в Вечном Лоне? – засмеялась Эйрис.– Ты сначала попади в сиргибра хотя бы из этого лука.

– Из арбалета я бы попал! – возразил Несмех.

Эйрис снова рассмеялась:

– То, из чего стреляют,– не имеет значения. Важно – кто стреляет! Отдавай стрелу воздуху, сосредоточь в ней всю свою силу – и она достигнет цели! Пустая стрела расщепляется о камень. Стрела, полная силы, расщепляет камень сама!

Несмех покачал головой.

– Может быть,– проговорил он, не решаясь спорить со своей наставницей.– Скажи, правильно ли я стою?

– Передвинь ногу правее и подними подбородок! Теперь – стреляй!

Несмех спустил тетиву и, к своему удивлению, попал в красную часть круга на установленной в сорока шагах мишени. Для него выстрел был просто великолепный. Но Эйрис была разочарована.

– Ты совсем не понял меня! Просто спустил тетиву и ждал!

– А что еще я мог сделать? – удивился Несмех.

– Только что я сказала тебе о пустой стреле. Твоя стрела была самой пустой из всех пустых стрел, Большой! Я трижды повторила тебе, что ты должен сделать!

– У тебя такой красивый голос! – признался Несмех.– Это меня отвлекает!

– Я не могу изменить свой голос…

– Он все равно останется красивым! – вставил Несмех.

– …И я не могу бить постигшего две стихии! – Эйрис сердито отобрала у него лук.– А как еще обострить твое внимание?

– Ты – учитель,– пожал плечами Несмех.– Других же ты как-то учила.

– Других? Большой! Никого еще не учили так, как учат тебя! Пойдем!

Поплутав несколько минут по лабиринту, они оказались на просторной площадке, где занимались несколько ребятишек разного возраста под присмотром невысокой большеглазой девушки.

Эйрис подтолкнула конгая вперед:

– Стой и смотри!

Несмех встал поближе к девушке. Он никогда прежде не видел так близко женщин Берегового Народа. Кроме Эйрис, разумеется. Поэтому сначала он смотрел только на большеглазую.

Телосложением, осанкой, даже выражением лица девушка почти не отличалась от наставницы Несмеха: такое же худощавое крепкое тело с развитыми мышцами, неширокими бедрами и еле заметной грудью. Но кожа была намного темнее – цвета кофе с молоком, а лицо – типично конгайское.

Голова девушки была обернута повязкой из красной ткани, бедра охватывала полоска того же цвета. Маленькая грудь открыта. Завершив осмотр, Несмех решил, что девушка привлекательна, но до Эйрис ей далеко. Возможно, он был пристрастен. Сама же дочь Народа если и обратила внимание на изучающий взгляд фарангца, вида не подала. Она не спускала глаз с ребятишек, и Несмех, в свою очередь посмотрев на них, сообразил, для чего его сюда привели. Здесь дети Берегового Народа овладевали основой тверди Земли. Под ногами его был не камень, а, как он определил с помощью недавно обретенного чутья, по меньшей мере четыре локтя грунта. Двое ребятишек постарше, с сосредоточенными лицами, без устали втыкали в рыхлую землю растопыренные пальцы. Еще один парнишка, стоя на голове в небольшой выемке, совершал руками и ногами плавные, довольно красивые движения. Этакий танец вниз головой.

Четверо, совсем малыши, лет двух от роду, попросту катались по земле, рыли ее ручками, ползали, кувыркались. Словом, делали то же, что и их предоставленные самим себе сверстники в Фаранге. Последнего ребенка Несмех заметил не сразу. Тот был закопан в землю. Снаружи оставалось лишь запрокинутое лицо.

За все это время наставница сделала лишь одно движение: наклонившись, она потрогала лоб закопанного. Несмеха восхищало умение туземцев замирать в неподвижности, почти не дыша, не шелохнувшись. Девушка была – как вырезанная из темного дерева статуя. Только собранные на затылке волосы слегка шевелил ветер.

Несмех почувствовал подошедшую сзади Эйрис.

– Этот путь лучше моего! – тихо сказал он, не оборачиваясь.

– Ты видишь! – согласилась его наставница.– Почему?

– Основа Тверди растет вместе с ними. Я понимаю и чувствую землю. Они ею живут!

– Ты прав и не прав. В главном вы равны. Как я и она! – Эйрис сделала шаг вперед, чтобы Несмех ее видел, и указала на девушку.– Мы обе владеем Основами, хотя ей никогда не устоять рядом со мной на Пути!

– Я не звала тебя, Эйрис! – не поворачивая головы, отчеканила девушка. Сказано было на конгаэне, а не на том, смешанном с мимикой и жестами диалекте, которым пользовались туземцы. Несмех сообразил, что сказано – для него.

Неуловимая гримаса прошла по лицу Эйрис.

– Что мне твой зов, Арин? – почти пренебрежительно отозвалась она.

Арин обернулась быстрее, чем Несмех мигнул.

– Я услышала тебя, Эйрис,– совсем тихо сказала она.

Наставница Несмеха щелкнула языком. Лицо ее стало холодным, но юноша мог бы поклясться, что она довольна.

Арин выдохнула, издав тоненький свист. Колени ее подогнулись, руки с собранными в пучок пальцами выбросились вперед, а тело закачалось, как качается туловище змеи, когда та поднимает голову, чтобы ужалить.