Канцлер империи - Андрей Величко

Помню, подумал я, было такое. Комиссар сбил какого-то рабочего, у пострадавшего несерьезные травмы, его тут же доставили в больницу, а к вечеру урегулировали вопрос с компенсаций. Более того, я вспомнил, что в той аварии явно был виноват мой комиссар, потому как пострадавший находился на одном из имеющихся в Москве семи пешеходных переходов. Однако групп разбора ДТП в Москве еще не было, они пока имелись только в Георгиевске и в Питере. В принципе надо было, конечно, поглубже поинтересоваться подробностями, но ведь дело происходило через день после тунгусского бабаха!

– Итак, – продолжила Татьяна, – у пострадавшего были переломы руки, двух ребер и сотрясение мозга. Предложенная комиссаром Ладейниковым компенсация в двести рублей его вполне устроила, но через три дня он внезапно скончался в больнице. Так вот, этот пострадавший был приемным отцом Конькова. Да, и еще один штрих. Ладейников ехал со встречи с Гиляровским, где, по словам последнего, каждый из них употребил грамм по двести водки.

– Та-а-к, – начал потихоньку звереть я, – а вот про это мне никто не докладывал. И насчет легких травм, от которых люди мрут, тоже…

– Коньков, судя по характеристике и словам сослуживцев, – вернулась к докладу Татьяна, – был человеком обстоятельным и необдуманных решений не принимал. Так что он три недели ждал вашей реакции на это происшествие… Но комиссар выполнил свое задание и уехал в Питер, а через несколько дней появилась ваша статья, где вы разъясняли обществу статус своих комиссаров. Мол, за некоторые нарушения законов, если будет доказано, что предотвращенный ими вред значительно больше причиненного, они ответственности не несут. А за проступки, не связанные непосредственно с их заданием, они должны отвечать на общих основаниях, но всегда по верхнему пределу. Так вот, Коньков ждал еще две недели. Увидев, что ничего не происходит, он, похоже, сделал окончательный вывод, кто виноват во всей этой истории.

У меня появилось большое желание прямо тут же попросить Танечку устроить несчастный случай всей дирекции моего комиссариата. Но, пожалуй, лучше сначала узнать ее мнение.

– Директору – пора, – без особых сомнений заявила дама. – И даже не по результатам этой некрасивой истории, а вот из каких соображений. У ваших комиссаров очень большая власть, но не своя. Это отражение вашей, так сказать. В комиссариате нет ни оперативных, ни силовых подразделений. Когда они бывают нужны, просто временно задействуются люди полковника или мои. Так вот, директор недавно родил приказ о кадровом резерве, скоро принесет вам на подпись. Суть его в том, что лица, по тем или иным причинам не попавшие в школу комиссаров, могут поступить на службу в так называемый отряд кадрового резерва. Откуда якобы, если вдруг появится вакансия, можно поступить в школу… А на деле – это обычное вооруженное формирование.

Через четыре дня в малом конференц-зале Гатчинского дворца состоялась встреча канцлера с общественностью. В качестве нее выступали полтора десятка репортеров обоего пола от газет разных направлений, трое летчиков из Георгиевска и представители политических партий.

Я кратко изложил предысторию вопроса. Народ начал с интересом рассматривать комиссара Ладейникова, сидевшего под охраной в углу зала.

– Данное деяние, – продолжил я, – было совершено вне всякой связи со служебными обязанностями. А значит, совершивший его подлежит суду на общих основаниях. Однако никакой меры наказания, кроме максимальной, суд назначить не имеет права. В случае непредумышленного убийства это семь лет. Господин Ладейников, у вас есть фантазия, или вам рассказать, как отнесутся хоть уголовники, хоть политические к оказавшемуся в их компании бывшему комиссару?

Судя по виду комиссара, фантазия у него была.

– Однако, – продолжил я, – учитывая ваши прошлые заслуги, принято решение предоставить вам выбор, который вы и сделаете прямо сейчас.

Ладейников оторопело уставился на протягиваемый ему одним из охранников пистолетик двадцать второго калибра.

– Там один патрон, – пояснил я.

Несколько минут в зале стояла мертвая тишина, а потом ее прервал негромкий хлопок выстрела. Один из репортеров дернулся было вперед, но застыл, увидев направленные на него пистолеты охраны.

– Можете подойти и убедиться, – разрешил я, – фотографировать тоже можно, на это вам дается три минуты.

– Да, и еще одна новость, – продолжил я по истечении этого срока. – Сегодня ночью от острой сердечной недостаточности скончался директор Государственного Комиссариата господин Загрядский, царствие ему небесное. В некрологах же можно отразить следующую мысль… – Я отпил воды из стакана и продолжил: – Комиссар неподсуден, пока он действует в рамках своего задания. За совершенное вне этих рамок он получает максимальное наказание. Если же упомянутый комиссар действует против государственных интересов, руководствуясь какими-то своими, то живет он ровно до того момента, когда его художества станут известны вышестоящему начальству.

Гоша, естественно, был в курсе происходящего. Правда, в известность о Танечкиных планах я его не ставил – ибо это внутреннее дело моих спецслужб. А сказала мне Татьяна вот что:

– В принципе, конечно, может быть и такое, что Коньков дошел до решения своим умом. Но не менее вероятно, что его кто-то очень тонко и незаметно направлял… И есть тут еще одна странность – отсутствие хоть какой-нибудь предсмертной записки. Оно, конечно, он пилот, а не писатель, но все же мне это кажется несколько нетипичным. Вот, собственно, на расследование чего я и просила санкцию в начале нашей беседы.

Так вот, этого я Гоше не говорил, но он сам спросил меня:

– А ты не допускаешь, что кто-то выучил маршруты поездок комиссара, потом назначил потерпевшему место встречи, а в нужный момент просто окликнул его, например? И в это же время другой кто-то начал потихоньку нашептывать лейтенанту нужные слова…

– В принципе допускаю, – согласился я. – И уже начал помаленьку разбираться в этом.

– Значит, если выяснится, что все так и было, ты сможешь воскресить этих двоих?

– А зачем? Наказали же их не столько за само происшествие, сколько за то, что вместо мгновенного и четкого доклада на самый верх они начали замазывать картину. Если бы это расследование началось сразу, насколько больше было бы шансов на успех!

– Вообще-то в твоем мире представители власти давят людей чуть ли не сотнями ежегодно, и ничего, а тут ты с первого случая на дыбы взвился. Причем даже без «Кошки» тебе на крышу было бы то же самое, как мне кажется. Почему?

– Вот как раз потому, что я у себя на это насмотрелся. И здесь согласился быть канцлером при императоре именно России, а не оккупированной территории, население которой можно давить чем хочешь в любых количествах. Кстати, в деле защиты себя от народа власти того мира съели не одну собаку, нам до них далеко. Там бы самолет, пилот которого вдруг решил отбомбиться по какой-нибудь чиновной сволочи, вряд ли имел бы хоть какой-то шанс это сделать. Блин, хоть и противно чувствовать себя похожим на тех, но придется, пожалуй, всерьез заняться этим вопросом…