Аристократия в Европе 1815-1914 - Доминик Ливен

Огромные богатства русских магнатов конца восемнадцатого века были новым явлением. Допетровская Россия не могла стать плодородной почвой для упрочения крупных личных состояний, хотя именно в семнадцатом веке, благодаря коммерческой деятельности на севере России и в Сибири, разбогатели Строгановы, а вся высшая придворная аристократия существенно приумножила свои состояния. Однако, в 1800 г. крупные состояния держались на двух главных основаниях — на огромных земельных территориях, полученных в дар от русских самодержцев, и на подъеме русской экономики в предшествующем столетии.

Как пишет Джером Блан, «во время царствования Екатерины II и Павла удачливые придворные получили в общей сложности 385 700 крепостных». Щедрые царские дары, однако, весьма неравномерно распределялись между этой группой счастливчиков — факт, оказывавший большое влияние на распределение богатства среди аристократической элиты вплоть до самого конца русского самодержавия. В период с 1762 г. по 1801 г. семьдесят девять дворян, получив каждый от 1000 до 3000 крепостных, в общей сложности приобрели 120 400 душ. А восемнадцать дворян, каждый из которых в среднем получил от 5000 до 10 000 крепостных, — 43 000. Однако во главе этого списка стояли восемь человек, каждый из которых получил более 10 000, а все вместе — 154 200 крепостных, что от общего числа составляло почти 40 процентов[62].

Что касается источников доходов, разборчивость и щепетильность как сдерживающие факторы были чужды русской аристократии восемнадцатого века. Щедрые царские дары и беспечное «выдаивание» государственных средств были излюбленными способами обогащения, хотя коммерческая деятельность также служила этой цели. Винокуренные заводы, суконное производство для армии, горное дело и металлургия представляли собой, вероятно, наиболее крупные отрасли промышленности, которыми занималось дворянство в эпоху крепостничества, что же касается аристократии, то она всегда была готова приложить руку к тому виду деятельности, который сулил наибольшее обогащение. В 1813 г. дворянству в России принадлежало 64 процента шахт, 78 процентов суконных фабрик, 60 процентов бумажных заводов, 66 процентов стекольных и 80 процентов производств по выработке поташа[63].

В восемнадцатом веке выходцы из недворянских сословий также составляли себе крупные состояния, но почти все они в конечном итоге перешли в руки аристократии, либо в результате того, что их владельцы были пожалованы в дворянство, либо благодаря браку наследниц этих состояний с представителями высшей знати. Так, Демидовы, Лазаревы, Мальцевы, Гурьевы и Гончаровы в восемнадцатом веке стали дворянами, пополнив ряды придворной знати. То же произошло и с горсткой других купеческих семей. В иных случаях, когда род мультимиллионеров неблагородного происхождения — например, Твердищевы, Мясниковы, Волынские — обрывался по мужской линии, все состояние через наследниц попадало в карман придворной знати. Говоря о традиционной связи благосостояния русской аристократии с имуществом неблагородного сословия, Е. П. Карнович писал, что «почти все богатства, составлявшиеся у нас первоначально в кругу торговой или промышленной деятельности, делались богатствами дворянскими… Представители этих богатств вступали без особых затруднений в родственные связи с знатными родами, а дети и внуки их нередко занимали видные места среди старинного и богатого нашего дворянства»[64].

В 1800 г. Россия была крупнейшим производителем черных металлов в Европе, а в сталелитейной промышленности ведущее положение в империи занимали Демидовы. Соответственно их доходы были баснословными. Николай Никитович, судя по всему, самый богатый из Демидовых, в 1795 г. имел доход 596 000 рублей (62 100 фунтов). Однако в том же году расходы Н. Н. Демидова достигли чрезмерной суммы в 1 435 800 рублей (150 000 фунтов). Графы Шереметевы, самый богатый аристократический род в России, были не столь расточительны. В 1798 г. доходы графа Н. П. Шереметева составили 632 200 рублей, а расходы — 692 000 рублей. В девятнадцатом веке, однако, дела пошли хуже. Наследник Н. П. Шереметева имел годовой доход в 2,2 миллиона рублей (64 919 фунтов), а тратил 3,4 миллиона (110 330 фунтов); к 1859 г. его долги достигли 6 миллионов рублей (562 500 фунтов). Подобное расточительство было отчасти следствием личного безрассудства, а отчасти — плохого управления. Свою лепту внесли также привычки, присущие всей аристократии, благосостояние которой чрезвычайно быстро приумножалось, большей частью за счет царских даров, предназначавшихся на создание роскошного двора, для прославления России на всю Европу. При таком дворе (не говоря уже о соперничестве с другими важными особами) необходимо было вести роскошный образ жизни[65].

Расточительство нанесло большой урон благосостоянию аристократии. Еще более разорительной была практика деления наследства в равных долях между наследниками мужского пола, причем нередко земельные наделы отходили и к женщинам. Кроме того, в первой половине девятнадцатого века экономика России в целом стала отставать от западноевропейской. В 1800 г. Россия производила черных металлов больше, чем Англия, а в 1860 г. — меньше десятой доли. По наблюдениям некоего англичанина, посетившего С.-Петербург в 1820–30-х годах, аристократия уже жила не так, как во времена Екатерины II: «Вот просторные особняки — недавнее жилище знати; окна закрыты, двери на замке, а владельцев либо вовсе нет, либо они живут уединенно в силу экономических затруднений». Возвращаясь мысленно ко второй половине царствования Николая I к своему детству и юности на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, Ф. Ф. Вигель вспоминал, что в своем укладе, как и в сознании кастовости петербургская знать брала за образец венцев. Подавляющее большинство дворян, составлявших высшее общество С.-Петербурга, принадлежало к нему с рождения; они все еще владели огромными состояниями и были полны аристократической гордости. «Богатые фортуны не были еще разделены между потомками, не были еще враздробь промотаны… Они принадлежали по большей части людям, коим титул и высокий чин давали хотя и новую, но настоящую знатность… Предшественники Екатерины, как и она сама, как и сын ее, возводя кого-нибудь на высокую степень, давали ему средства не только поддерживать блеск даруемого ему титула, но даже разливать его на своих потомков»[66].