Лестница героев - Марина Ясинская

– Может, и правда, но только как узнать? Кто же нам теперь скажет правду?

Последние слова Агата приняла особенно близко к сердцу. Неправильно это, когда люди не могут узнать, что происходит на самом деле! И когда не находится никого, кто готов это сделать.

– Говорят, все наши министры в тюрьме, а двадцать первого февраля их всех казнят на главной площади, – делились жильцы новыми сплетнями, а Агата слушала – и ей становилось стыдно.

Конечно, вовсе не она виновата в падении Сириона. И все же отчасти девушка приложила к этому руку. Не будь она такой трусихой, пошла бы в Жандармерию, невзирая на ордер об аресте, и сдала бы вражеских агентов. И возможно, от Сегрина и остальных жандармы узнали бы о планируемом вторжении, и тогда Империя смогла бы его предотвратить.

Но нет, собственная шкура оказалась Агате дороже! И благодаря ее малодушию шпионы спокойно продолжали свою разрушительную деятельность. А она им даже помогала! Получала и передавала сообщения, написала разжигающий недовольство репортаж о летных камнях и даже участвовала в атаке на Конструкторскую. И пусть лично она взрывчатку не клала, а просто стояла рядом, но порой бездействие – это такое же преступление, как действие.

А теперь Сирион пал, и Агата чувствовала себя виноватой перед своей страной за то, что верила в худшее о ней и помогала врагам. Она должна искупить свою вину! Должна помочь освободить Арамантиду!

Эта мысль полностью захватила ее. Впрочем, масштаб поставленной цели обескураживал даже такую бесстрашную девушку, как Агата. Что могла сделать она, когда даже авионеры потерпели поражение? Как вообще могла пасть – да еще и так быстро, практически без борьбы – великая Арамантида? Разве их военно-воздушные парады не демонстрировали беспримерную мощь Империи? Разве на страже границы не стоит мыс Горн и отважная, способная на любые подвиги героиня Эва лин Монро? Разве одна авионера не стоит двадцати авиолетчиков? Разве покорившие небо не правят миром?

Ответ напрашивался сам собой: все эти парады, лозунги и стоящие двадцати авиолетчиков героини-авионеры – лишь блестящая мишура, яркая обертка, призванная пустить пыль в глаза соседей. Только жертвой этой пыли, как ни печально, пала и сама Арамантида, поверившая в созданный собственными руками образ и не сумевшая остановить врага… Что теперь со всеми ними будет?

Нет, не так – что же теперь делать?

«Может, написать репортаж?» – думала Агата. Она уже видела, какой огромной силой – и созидательной, и разрушительной – обладает правильно подобранное слово. Если сказать его в нужное время в нужном месте, оно может сотворить чудеса. И Агате очень хотелось стать творцом этого чуда. Поднять народ в едином порыве – и освободить страну от захватчиков!

Мысль была заманчивой, но, увы, бесполезной. Что толку даже от самого ударного репортажа, если его никто не прочитает? Ведь все газеты закрылись.

Разве только выйти на Либерат… Ему не впервой печатать газеты в подполье. Только где их найти? В первый раз они сами на нее вышли, а потом встречу организовывала шеф. Да даже если и удастся выйти с ними на контакт, не факт, что Либерат рискнет пойти против Третьего континента и выпустить свою «Искру». Или – не захочет. Либерат же всегда был против власти; может, сейчас они считают, что новая власть – это именно то, что решит их проблемы.

Нет, с репортажем ничего не выйдет. Но должны же быть другие способы!

Однако на ум ничего не приходило, и Агата слонялась туда-сюда по тесной комнатушке, сходя с ума от безделья и замкнутого круга, в который попала. А потом накатывала тошнота, она склонялась над тазиком, стоящим в углу, – и вспоминала, что, кроме проблем имперского масштаба, у нее есть одна очень личная и очень серьезная проблема.

Ребенок…

Не так, не так все должно было случиться! И дело вовсе не в том, что Агате еще даже нет полных семнадцати. Юный возраст материнства – не трагедия и не конец света. Собственно, дамы нередко предпочитали становиться матерями в молодые годы, чтобы поскорее расправиться с задачей родить детей и спокойно посвятить себя карьере, оставив младенцев на попечение отцов.

И отсутствие мужа – это тоже не проблема, скорее – досадное неудобство. Империя помогала молодым матерям деньгами, а тем, кто не обзавелся супругом, предоставляла места в детских интернатах, где за детьми присматривали квалифицированные джентльмены-воспитатели, пока матери работали.

Если бы не рухнул привычный порядок, Агата бы и не волновалась по поводу беременности. Чуть раньше, чуть позже – это все равно бы произошло. А так будет у нее дочка. Ну или сын, тоже неплохо.

Но сейчас, когда Сирион пал и дни всей Империи, похоже, сочтены, вопрос о том, что ждет ее с ребенком в ближайшем будущем, становился как никогда актуальным.

Каждое утро Агата начинала с того, что подолгу рассматривала свое лицо в небольшом зеркальце, висящем над рукомойником. Пока она не видела в себе никаких внешних перемен, и это ее изумляло. Грядущее материнство должно ее изменить, не так ли? Во всяком случае, Агата всегда так думала.

И все же, стоя перед зеркалом и разглядывая свое лицо, она видела прежнюю себя. И внутри ощущала себя такой же. И подозревала, что, даже когда у нее начнет раздаваться талия и покруглеют щеки, в душе она останется все той же Агатой, которая любила повеселиться на Ассамблеях и мечтала исправить мир, рассказывая в своих репортажах правду…

«Неужели именно так все и происходит?» – задавалась вопросом девушка. Она всегда думала, что с возрастом и важными жизненными вехами вроде успеха в карьере, свадьбы и появления детей наверняка изменится и она сама: станет мудрее и опытнее и как-то незаметно получит нужные знания, которые помогут идти по взрослой жизни. Но вот она беременна, а ожидаемых внутренних перемен все нет и нет.

Это что же получается – успешная сорокалетняя дама с двумя детьми и высокой должностью в министерстве в душе ощущает себя так же, как когда была шестнадцатилетней девчонкой? Такой же беспечной и легкой, такой же мечтательной и смешливой и такой же неуверенной по поводу своего будущего? И вся разница между нею шестнадцатилетней и ею же сорокалетней – это лишь то, что появились морщинки на лбу и умение делать вид, будто она знает ответы на все вопросы? Поразительно!

Сидеть взаперти наедине со своими мыслями становилось невмоготу. Надо выйти в город, немного развеяться, заодно и собственными глазами посмотреть на происходящее. Жандармерия ее теперь вряд ли ищет; не факт, что при нынешнем режиме она вообще существует. А насчет Сегрина и остальных – шеф, конечно, могла приказать им разыскать Агату, она дама крутого нрава и вряд ли потерпит, что кто-то пошел ей наперекор. С другой стороны, они сейчас наверняка заняты еще больше, чем прежде: захватить город – это одно, а удержаться в нем и полностью взять под контроль – совсем другое. Так что вряд Сегрин и остальные только и делают, что ходят по улицам в ее поисках… Разве только Кирби – по личным мотивам. Может, он говорил правду и она ему и впрямь небезразлична? И сейчас, когда она пропала, он действительно переживает и страдает?