Убиться веником, ваше высочество! - Даниэль Брэйн

Кардинал говорил что-то негромко, я его слов не разбирала, вельможа недовольно кивал, но, видимо, соглашался. Я, смирившись с тем, что мне ничего не слышно, повернулась к маркизе.

— О чем он тебя спросил?

Она вытаращилась на меня, будто мебель заговорила. Но не скандалить прямо здесь и сейчас у нее ума хватило, из чего я сделала вывод, что она в курсе: стоит мне дать заднюю, и ей конец.

— Спросил, где я учила высокое наречие, — выдавила она. «Деревня неотесанная» — это я не то что додумала, но логически завершила.

— Неважно где, важно как, — фыркнула я. Маркиза проглотила и это, отвернулась от меня и застыла изваянием.

Кардиналу спор надоел. Он встал, властно махнул рукой, поднял свой мерцающий камень и провел им якобы над нашими головами. Все низко склонились и опустили руки, я поторопилась сделать то же самое. Сейчас нас отпустят, можно будет пойти к себе и поразмыслить, что делать дальше. Меня ожидает мало приятного, очевидно, что по замыслу всей этой кодлы долго я не проживу.

Черта с два, мрачно подумала я. Я еще вернусь и выдерну вам космы — ладно, сказано сгоряча, никто не позволит мне это сделать. Но помечтать можно?

Камень вспыхнул на секунду, кардинал опустил руки, появилась сестра Клотильда и указала нам на дверь. Половина дела сделана, теперь все зависит от Луизы — и Эрме, которому я давала ему указания, плохо представляя, как они проникнут на двор и займут место маркизы. И ее служанки, которую, кстати, вообще могут никуда не пустить.

Ладно.

— Благочестивая мать, — захныкала я, — в дороге страшно! С нами кто-то будет? Я не умею править лошадью! Я боюсь диких зверей!

Я не врала. Несмотря на съемки не всегда в обжитой локации, я ставила условие: обходить стороной всю живность, и не без оснований — мало того, что она неуправляема, может быть еще и чем-то заражена. В этом мире, я была больше чем уверена, и в эту эпоху опасностей было гораздо больше. А лекарств — вообще не существовало.

— Не говори глупостей, — осекла меня сестра. — Вас повезет стража, с дилижансом поедут купцы. Много купцов. Просто сиди тихо и делай, что скажут. И, — прибавила она уже мягче, — тебя будут кормить.

Знает, чем подкупить, сама того не зная. Толпа это прекрасно, в толпе Эрме и остальным затеряться будет проще. О чем я думаю, мысленно расхохоталась я, я сама покойник без пяти минут, а мысли у меня, как помочь рабам обрести свободу. Так и становятся героями? Обычно посмертно.

Но я не хочу. Ни смерти, ни героизма. Мне бы найти себе тихое место, раз вышло так, как вышло, раз мне выпал шанс прожить еще лет… как повезет, с поправкой на непростую эпоху, но все же — годы жизни не имеют цены. Я пристроюсь в какой-нибудь деревушке, выучусь ремеслу, например, повивальному делу. Знаний о предмете у меня полный ноль, но я могу научить местных бабок мыть руки, а это немало, если вспомнить, сколько рожениц умирали от банального сепсиса.

Сестра остановилась у двери. Маркиза тенью скользнула в комнату, мы пошли по коридору дальше.

— Заходи, Эдме, — проворчала она. — Тебя ждет ужин, поешь и ложись спать. Утром тебе помогут одеться.

А снимать с себя это все я, выходит, должна сама, ужаснулась я, но — я справлюсь. На столике горела свечка, рядом с ней лежала краюха хлеба и крынка с чем-то — может, вином, может, и молоком. Пахло сладко, но не едой, а чем-то вроде местного ладана. Они окурили комнату, чтобы в меня не вселились черти, чтобы поумирали вши, или не стоит переживать, всего лишь традиция?

— А это чтобы ты опять не ушла чудить, — закончила сестра, когда я оказалась возле еды, и захлопнула дверь. В замке провернулся ключ — меня заперли.

Я открыла рот и закрыла обратно. Смысла орать нет, я успела встретиться с Эрме, дать одежду и указания. Да, они жутко голодные, но как знать, может, чем-то смогли разжиться.

Я отломила кусок хлеба, взяла кружку, понюхала — действительно, молоко. Что делать? На окнах решетки — не то чтобы специально, они тут везде и больше для того, чтобы никто не спер ценные вещи, чем чтобы держать кого-то взаперти. Сундук — в нем только шмотье, оно мне без надобности, но…

Мне попадались статьи, сколько ценного люди находят в секонд-хэнде. Насколько повезет мне?

Быстро прожевав хлеб — со стороны монахинь принести мне на ужин хлеб с молоком вместо жирного безвкусного мяса было актом милосердия, — я сняла с себя фальшивые драгоценности и избавилась от верхнего платья. Беспощадно заломив руки за спину и стараясь не думать о завопивших от боли суставах, связках и мышцах, я решительно расправилась с корсетом, и клиенты моей бывшей хозяйки дорого бы отдали, чтобы услышать выражения, которые я шепотом орала себе под нос. Уже на выдохе я стащила юбку и расшитую рубаху, оставшись в итоге в одном белье. Постелью мне служила лавка с дерюжками, и то ли так спали в монастыре, не теша плоть, то ли от уличной девки не убудет — но от меня убудет, и так все болит, поэтому я соорудила из юбок подобие матраса и подушки, а затем подошла к сундуку.

Не то чтобы мои надежды не оправдались. Пуговицы кое-где казались ценными — потому что служили украшением, а не застежками, и я их с трудом, но оторвала. Определить, подделка или нет, было легко — по весу. На одной куртке нашлась то ли пряжка, то ли брошка, и она тоже пошла в мой загашник, потому что весила больше, чем все мое фальшивое колье. Карманов нигде не было, но на огромной юбке — она полетела на лавку как одеяло — я обнаружила мешочек, а в нем — два дуката. В общем улов оказался невелик…

Я собрала все находки в мешочек, вытащила из чулка свои два дуката, бросила к прочим сокровищам и зачем-то положила мешочек под «подушку». Подумав, собрала вещи в сундук, чтобы не было заметно, что я в них копалась, кое-как разобрала волосы из прически, поискала по комнате и нашла под лавкой ночную вазу, использовала ее и легла спать.

Проснулась я оттого, что меня трясли за плечо. Я открыла глаза — темно, свеча давно догорела, прохладно, монашка, стоящая надо мной, выглядела так, словно речь шла о жизни и смерти.

— Вставай быстро, — зловещим шепотом велела она. — Ну, кому я