Отрави меня вечностью - Олеся Айдарова

— Труди? Боюсь, с её привычкой… медленно думать она сгинет раньше в междоусобной грызне. Если ты забыла, у Берингара шестеро братьев.

— От разных матерей, — Герти поёжилась и обхватила руками плечи.

— Зато они — северяне. — Дедрик оглянулся по сторонам. — У тебя есть дрова? Камин прогорел.

— Да, вон за той ширмой, — деревянная лакированная перегородка с искусно вырезанными на ней цветами — подарок отца — скрывала хозяйственные приспособления покоев Ханны и её дочери.

Дедрик быстро сложил в камине дровяной шалашик, затем снял со своего светильника купол и поджёг над фитилём какую-то исписанную бумажку. Сунув её внутрь кострища к пучку соломы, он несколько раз подул особым образом.

— Ламмерт должен будет присматривать за сёстрами. — Дедрик качнулся, сидя на корточках. — Но он не сумеет быть в двух местах одновременно, и об этом известно нашим врагам.

— Врагам… — Герти не верилось, что она произнесла это слово. Что с ней вообще происходит всё… это! — Раньше они считались соседями.

— Они и сейчас соседи. — Дедрик дунул на пламя ещё разок. И когда убедился, что огонь перекинулся на деревяшки, вернулся за стол. — Мне придётся ехать на север. Скорее всего, с Труди, потому что Шлезвиг дальше. А тебе…

— Надо тоже соглашаться?

— Не знаю, — Дедрик крутил в руках спицу, измазанную с одной стороны грязью. — Отто говорит, что отступится от земель Кёрбера, и оставит графство матери, если… — тонкая спица затрепетала меж его пальцами, как бабочка. — Если мать сделает его преемником Ламмерта, — он чеканил слова. — Если его вассалы получат в жёны дочерей Кёрбера. И если ты станешь его женой.

- Я не хочу… — Герти скуксилась.

— Мать тоже не хочет.

— Госпожа Кёрбер на моей стороне? — робкая надежда разгладила лицо девушки.

— Нет. Говорит, бери в наложницы, — почти прошипел Дедрик. — Не может допустить, чтобы вы стали ровней. А ты — хозяйкой замка Кёрберов. — Он с силой воткнул спицу в стол.

— И что теперь делать? — почти прошептала Герти.

— Н-не знаю… Бежать, — добавил он твёрдо.

— И всех подвести? Отто ясно сказал. Он не отступится от графства.

— Он и так не отступится, — Дедрик выдернул спицу и отбросил её в сторону корзинки с вязанием.

За своим разговором они не услышали шагов на лестнице. И когда дверь затряслась от громовых ударов, Герти вздрогнула, а Дедрик кинулся под кровать, прошептав:

— Кто бы это ни был, не говори, что у тебя есть ключ…

— Это я, малышка.

— Ламмерт? — Герти так и застыла посреди комнаты.

— Пьяный, как обычно, — процедил Дедрик из-под кровати и чихнул, старательно зажимая рот ладошкой.

— Ты слишком строг к нему. И постарайся не шуметь, — ответила она шёпотом и уже громче произнесла, — Ламмерт, меня заперли!

— Я знаю, малышка.

«Чего тогда стучал?! Дверь чуть не выломал!»

— Я раздобыл ключ, — хихикнул из-за двери юноша и, судя, по царапающим звукам, начал пытаться открыть замок.

Дедрик снова тихонько чихнул.

— Я же просила, — прошипела Герти.

— Убираться надо вовремя, — огрызнулся братец.

— Ну извини, что так была занята горем, что совершенно некогда было взяться за веник! — не удержалась она.

В этот момент Ламмерт медведем ввалился в комнату, захлопнул дверь и в два шага оказался рядом.

— Как я скучал… — он тут же облапил стройную фигурку. — Не плачь, скоро ты про всё забудешь.

«Заметил, что плакала. Внимательный».

Тем временем руки «внимательного» ощупывали её сильно ниже талии, а после поползли кверху, где правая сжала грудь. Это было настолько непохоже на их прошлые робкие объятья и поцелуи, что Герти не сразу нашлась, что сказать.

— Ламмерт, не надо, — она упёрлась руками в его торс, обтянутый толстым зимним дуплетом. Но он не заметил.

Напротив, в губы Герти впился его рот, из которого противно несло пивным духом. Герти замолотила кулачками по его широкой груди.

Безрезультатно.

Ко всему прочему под кроватью завозился Дедрик!

«Ламмерт убьёт его…» — от отчаянья Герти сильно сжала зубы.

— С-сука, — отпрянул Ламмерт. — Больно же! — он утёр оттопыренную губу рукой и тупо уставился на красный след крови.

— Мало тебе, развратник! — намеренно громко ответила Герти, чтобы заглушить не утихающую возню под кроватью. — Пришёл, не извинившись! Облапал так, будто я — твоя шлюха! И когда?! В тот день, когда я проводила в иные миры родителей!!! На что ты рассчитывал? Что я буду просто не в состоянии дать отпор?! — разойдясь, Герти вывалила на него всё, что думала и под конец уже просто кричала сквозь слёзы. — Ты мерзок! Уйди! Ты просто противен мне!

«И это сущая правда… О, боги, как он мог?!» — Герти закрыла лицо руками и только по ощущениям поняла, что Ламмерт упал к её ногам и обхватил колени, спрятанные под слоями юбок.

— Прости меня, Герти… Я не хотел… Я просто подумал, что раз ты теперь свободна, и никто…

— …не может за меня постоять? — девушка всхлипнула.

— Никто не смеет указывать тебе, что делать… — он поднял голову, — то мы будем вместе.

Герти мгновенно представила себе, как именно это будет.

Отчётливо. Без иллюзий. Со всеми шепотками за спиной и неспособностью Ламмерта отстоять перед людьми её честь и достоинство.

— Ламмерт… я не хочу, — она тяжело вздохнула. — Не хочу жить, как мама.

Юноша отстранился. Поднялся на ноги и отошёл на шаг, окинув Герти с ног до головы.

— Но я люблю тебя, — он снова подошёл к ней.

— Ламмерт, пожалуйста… — Герти перехватила его руки.

— Ну хочешь, я женюсь на тебе? — он снова опустился перед ней, на этот раз на одно колено.

— Хочу! Но твоя мать и дядя…

— Никто не посмеет мне возразить, — он самонадеянно ухмыльнулся, и глаза его засияли превосходством.

— Но…

— Слово ландграфа — закон, малышка. — Ламмерт сунул руку за пазуху и вынул оттуда церемониальный венец.

Серебряный, грубой выделки, венец этот, больше походил на обод. В толстых металлических лапках сидели разновеликие камни с плохой огранкой — четыре изумруда и рубин по центру. Время не пожалело корону ландграфов Кёрберов, чуть гнутая и кривоватая она была испещрена множеством мельчайших царапин, оставшихся от множества чисток. И всё равно тёмный налёт намертво въелся в выемки креплений.

В течение столетий род Кёрберов креп и богател, его наследники много раз могли себе позволить сменить венец на более изящный и густо усыпанный драгоценностями. Но вместо этого они бережно хранили самый первый.