Сталин против партии. Разгадка гибели вождя - Александр Костин

В общем, Сталин безуспешно старался предотвратить столкновение. Оба лагеря готовились к решительной и беспощадной схватке на съезде, финал которой спрогнозировать было легко: большинство раздавит меньшинство, сперва на съезде, потом непосредственно в Ленинграде; борьба с «новой оппозицией», сулившая генсеку в перспективе превращение во второго Ленина, прервется, толком не разгоревшись, после чего Сталин потеряет надежду стать харизматическим вождем. Однако на съезде все разрешилось как раз в «пользу» Сталина, которая была для него нежелательна.

18 декабря И.В. Сталин зачитал перед делегатами XIV съезда РКП(б) политический отчет ЦК. 19 декабря с содокладом по требованию 43 делегатов-ленинградцев выступил Г.Е. Зиновьев, в пух и в прах расчихвостивший крестьянский либерализм Бухарина. 21 декабря Л.Б. Каменев прошелся и по Бухарину, и по Сталину. По Николаю Ивановичу за поблажки кулаку, по Иосифу Виссарионовичу за покровительство Бухарину. В заключение Лев Борисович удивил всех рекомендацией переизбрать генерального секретаря. Вроде бы из-за того, что Сталину эта должность дает какую-то фору в Политбюро, мешающую членам Политбюро честно бороться между собой за большинство. Это опрометчивое заявление и погубило Каменева окончательно.

Выступившие на съезде К.Е. Ворошилов и другие члены Политбюро, лояльные Сталину, склонили делегатов съезда к тому, чтобы «положить конец всем попыткам подрыва единства нашей ленинской партии» и исправить «ошибки, допущенные ленинградской делегацией». Съезд без колебаний одобрил декларацию, фактически разрешавшую ЦК руками рядовых членов партии из Питера разогнать руководящие органы Ленинграда — райкомы, укомы и губкомы. С тем же воодушевлением делегаты постановили сменить редколлегию «Ленинградской правды» и отказать Каменеву в праве доложить съезду «Очередные вопросы хозяйственного строительства» — жест, означавший, что больше Льву Борисовичу ни в СТО, ни тем паче в Политбюро не председательствовать.

Действительно, по завершению 31 декабря XIV съезда РКП(б), 1 января 1926 года первый Пленум ЦК, вновь избранного съездом, не включил т. Каменева в состав Политбюро с правом решающего голоса. Таким образом, новый ареопаг составили девять членов (Бухарин, Ворошилов, Зиновьев, Калинин, Молотов, Рыков, Сталин, Томский и Троцкий) и пять кандидатов в члены Политбюро (Дзержинский, Каменев, Петровский, Рудзутак и Угланов). В течение января — середины февраля ленинградская оппозиция была разгромлена высадившимся в городе на Неве «десантом» из членов ЦК во главе с Молотовым.

Триумф Сталина на XIV партсъезде в декабре 1925 года и стремительная, по горячим следам, расправа над мятежными ленинградцами в январе 1926 года подвели черту под первым этапом превращения генсека — первого среди равных — в вождя с непререкаемым авторитетом. Попытка двух лидеров «новой оппозиции», Каменева и Зиновьева, осенью— зимой 1925 года «переспорить» на идеологическом и организационном «фронте» лидеров большинства, Сталина и

Бухарина, заставила прочих коллег четверки по Политбюро и ЦК теснее сплотиться вокруг того, кого они год назад признали своим арбитром — вокруг Кобы. Так возникла тенденция к персональной диктатуре Сталина. Тенденция положительная, ибо она позволяла надеяться на замену в перспективе коллегиального способа принятия решений монархическим.

Диктаторские полномочия нужны были Сталину как воздух в целях дальнейшего, а в перспективе окончательного наступления на коллегиальный режим. Ведь только превратившись во «второго Ленина», он мог бы попробовать как-нибудь отстранить коллегии (Политбюро, Оргбюро и Секретариат) от процесса управления и уже на законных основаниях замкнуть его на одну личность. Каменев с Зиновьевым в 1925 году помогли ему преодолеть половину тернистого пути. Если бы дуэт продолжал атаки на генсека и в 1926 году, досадной остановки и отката на исходные позиции можно было бы не бояться, потому что членам Политбюро пришлось бы во избежание раскола еще сильнее сдерживать себя, поддакивать Сталину помимо мелочей и в ряде вопросов первой величины.

Однако Каменев с Зиновьевым переусердствовали. В итоге поражение оппозиции на партийном съезде и ленинградский погром существенно ослабили, деморализовали ее, лишили какого-либо шанса на реванш. При таком раскладе новый вызов Сталину выглядел бы заранее обреченной на крах авантюрой, на которую ни Лев Борисович, ни Григорий Евсеевич, конечно же, не рискнут отважиться. Тем не менее, генсек выбора не имел: либо дуэт в ближайшее время вернется на тропу войны с большинством ЦК, либо отсутствие активной оппозиции разрушит изнутри сплоченность членов Политбюро, освободив соратников Сталина от неприятного долга подчиняться лидеру едва ли не безоговорочно.

У Сталина оставался единственный выход — спровоцировать Троцкого на союз с Каменевым и Зиновьевым с целью смещения Генсека и в завязавшейся схватке суметь избавиться от. всех троих. Задача, безусловно, трудная, но шанс на ее осуществление был. Недальновидный «Каменюга» и порывистый «Григорий» могли «клюнуть» на то, что союзу трех «выдающихся вождей» по силам переманить большинство Политбюро на сторону вновь образованной коалиции и изолировать коварного грузина в унизительном меньшинстве.

Как это не выглядело бы со стороны странным, но такой вариант «Объединенной оппозиции» состоялся и не потому, что Сталин «уговорил» Троцкого пойти на явную для него авантюру, как считают некоторые историки, а совсем по иной причине.

18 марта 1926 года Политбюро рассматривало вопрос о переизбрании председателя Ленсовета. Никто не сомневался, что Зиновьев обречен на отставку. Однако прения по одиннадцатому пункту повестки дня состоялись. И вот когда очередь выступать дошла до Троцкого, тот произнес поразительную речь. Не в защиту или порицание Григория Евсеевича, а с явным намерением побудить коллег задуматься о порочности сложившейся системы управления государством. Чувствовалось, что Лев Давыдович догадывается: зло проистекает не от персон; зло коренится в действующем механизме власти; но где именно, он в своем выступлении не раскрыл. Однако не сложно «вычислить», что и до него «дошло», что «гвоздь проблемы» — коллегиальное руководство страной, являющееся источником раздора вождей. И если Сталин к этому выводу уже пришел, и делает решительные шаги в сторону становления собственной диктатуры, то почему бы это не сделать «народному трибуну», который всегда считал «молчаливого» грузина посредственностью.

Буквально через две недели после заседания Политбюро, решившего судьбу Зиновьева, Троцкий идет на союз с Зиновьевым и Каменевым, чтобы в нарушение устава ВКП(б) разжигать в партии по любому поводу долгие дискуссии и чернить на митингах и собраниях политику большинства ЦК. Сталин мог потирать руки: чем больше новый «триумвират» будет чернить ЦК и большинство в Политбюро, тем теснее это большинство будет смыкать свои ряды вокруг Генерального секретаря.

Дальнейшие события подтвердили прогноз Сталина. На Пленуме 6–9 апреля 1926 года именно объединившиеся в союз Троцкий, Каменев и Зиновьев попытались торпедировать поправками официальную резолюцию «О хозяйственном положении и хозяйственной политике». Не вышло. В мае троица раскритиковала Сталина и Бухарина по международной линии— за провал стачки английских горняков (1—12 мая). Большинству Политбюро опять довелось защищать дуумвират. Вслед за тем разразился форменный скандал — б июня зиновьевцы М.М. Лашевич и Г.Я. Беленький на подмосковной даче возле Савеловской железнодорожной ветки устроили нечто вроде маевки, на которую собралось до семидесяти оппозиционеров. О маевке донесли в ЦКК. Инквизиторы немедленно признали мероприятие подпольной фракционной деятельностью, после чего «дело Лашевича» быстро с подачи Сталина переквалифицировали в «дело Зиновьева». И пришлось Григорию Евсеевичу в блоке с Троцким и Каменевым на Пленуме 14–23 июля открещиваться от обвинений в переходе «от легального отстаивания своих взглядов к созданию всесоюзной нелегальной организации, противопоставляющей себя партии и подготовляющей, таким образом, раскол ее рядов». Получилась скоротечная, зато жаркая дискуссия, по итогам которой разгневанное большинство ЦК выкинуло за борт ареопага первого соратника Ленина — Зиновьева.