Будем жить! - Сергей Калашников

Малой подал девушке свою четырехцветную ручку и лист бумаги. Примерно с минуту Ольга с интересом рассматривала диковинку, потом, по очереди выдвигая стержни, провела по линии каждого цвета, после чего быстро набросала рисунок.

— Ага, видали мы такое, видали, — кивнул старшина, вглядевшись. Действительно, изображенное Ольгой больше всего напоминало треугольный воздушный змей. А вот уж по змеям-то старшина в детстве был большим специалистом — делал и простые квадратные с косым крестом посередине и мочальным хвостом сзади, и коробчатые, ну и треугольные тоже, причем как раз такие, как девушка и изобразила. Две планки буквой «Л», точно посередине между ними еще одна, такая же, и скрепляющая всю конструкцию поперечина ближе к заднему краю. А поверх — треугольник из плотной бумаги, вклеенный так, чтобы он образовывал два небольших горба. Подобные змеи хорошо летали при слабом ветре, причем их можно было поднять так, чтобы змей оказался почти прямо над головой запускающего. Нарисованная Ольгой агровская машина, судя по всему, как раз и представляла собой такого змея, только большого и с подвешенной внизу люлькой, где размещался пилот и мотор.

Так что еще полчаса, пока не принесли обед, Малой соловьем разливался про воздушных змеев. По нему выходило, что строили они с пацанами великое множество самых разных, в том числе и такие большие, чтобы поднять человека. Тут, правда, Вячеслав самую малость преувеличил, потому как змей, построенный Петькой с двумя младшими братьями, действительно мог поднять семилетнего Вовку, но очень невысоко и ненадолго, да и то только после того, как Вовка подпрыгивал.

Правда, потом пришлось отвлечься на трапезу, но после нее старшина взял ручку, бумагу и снабдил свой рассказ иллюстративным материалом. Дело было в том, что он довольно неплохо рисовал, и училка в школе даже говорила, что из него может получиться художник, но Вячеслава подобная перспектива как-то не очень вдохновила, и он после восьми классов поступил в железнодорожный техникум. Ну, а тут, чего уж греха таить, он просто решил похвастаться своими талантами перед симпатичной девушкой. Она это явно оценила, но, кроме того, заинтересовалась и самими змеями.

— Ваше благородие Защитник…

— Да Слава я, просто Слава! — в который раз уточнил Вячеслав.

— Слава, это очень интересно, надо попробовать. Ведь даже в Спасске часто дуют сильные ветры, а на Медвежьей горе они всегда, и можно будет поднимать наблюдателей, которые увидят сигналы солнечного телеграфа или сигнальные дымы прямо с побережья. А может, получится оснастить твоими змеями и боты, чтобы агры не могли внезапно подойти к нашим кораблям. Поможешь мне построить несколько маленьких змеев для изучения?

— Обязательно, — заверил Малой, но тут снова объявился отец Авраамий с напоминанием про послов, и старшина пошел за ним в монастырь, мысленно желая тем послам подавиться своими подарками. Сейчас бы сели с Ольгой змея клеить, а тут изволь беседовать с этими москвичами. Тьфу. То есть тяжела ты, доля Защитника!

Послов оказалось всего двое, и представляли они не тамошнего князя и даже не архиерея Московского, а, как они сказали, купеческое сословие Райской долины. Это сразу заинтересовало старшину, потому как получалось, что делегаты прибыли сюда сами, а не были посланы начальством. А, значит, у них имеется какой-то свой интерес, от начальственного отличный. Так что он с подобающей вежливостью принял подарки — в основном тряпки, которые ему были совершенно ни к чему, здоровенное мягкое полотенце и что-то вроде халата. И небольшой бочонок меда, чему Вячеслав искренне обрадовался, да плюс восковые свечи. После чего инок принес местного пива, и Малой, налив себе и предложив сделать то же самое послам, приготовился слушать.

Первые десять минут гости исходили комплиментами в адрес Малого — мол, он и такой, этакий, и агров в Загорье победил играючи да богатые трофеи взял, так что ждет теперь жителей гор одно сплошное процветание. Потом начался плач. Типа мы там, в Райской долине, перебиваемся с хлеба на воду, торговлишка внутри долины совсем никакая, а с остальной землей русичей им, купцам, не дают торговать…

Тут оратор осторожно огляделся и, не увидев рядом никого, закончил:

— Ну совсем не дают торговать жадные попы! И с римлянами тоже. От них, чернорясых, что, убудет, если честный купец что-то продаст римлянам или купит у них?

— Дядь, ты уточни, чьи попы тебе жить-то мешают, — предложил Малой.

— Да здешние, знамо дело, спасские, из Феофановского монастыря. При прежнем-то епископе, Акакии, еще ничего было, а Феодосий совсем зажал торговлю и жизни не дает честному купцу.

— Вот прямо так и не дает? — поинтересовался старшина, потому как уже успел ознакомиться с положением дел относительно московской торговли.

Купцы вынуждены были признать, что не совсем прямо. То есть торговать-то можно, только при этом придется платить налог спасскому князю, церковную десятину и еще таможенный сбор, а это одна двенадцатая часть. Да разве при таких поборах можно не разориться? Тем более что нашему, московскому князю, тоже дать надо, да и архиерею его десятину, хоть она выходит и поменьше вашей.

Очень интересно, подумал старшина, как это десятая часть от одной и той же суммы в Москве оказывается меньше, чем в Спасске? И, сделав пометку в памяти уточнить про такой феномен, продолжал слушать оратора, потихоньку от жалоб дошедшего уже и до предложений. Типа они готовы сами, своими силами и за свой счет оборудовать причалами все равно пустующую Лазоревую бухту, от этого Спасску никакого убытка не будет. И дорогу от долины к ней проложить, а она в тех краях и не москвичам пригодится. В общем, ежели его благородие Защитник замолвит за них словечко, то уж они, купцы московские, отблагодарят от всей души.

— Интересно, — с приличествующей ситуации важностью сказал старшина, — я подумаю, с налета такие дела не делаются. Завтра ближе к вечеру еще раз поговорим, а пока приятного вам аппетита, на сегодня заседание объявляю закрытым.

С этими словами Малой встал и отправился в настоятельские покои, чтобы узнать мнение отцов Феодосия с Авраамием об этом деле.

— Так и знал, — скривился отец Абрам, — все им не нравится, что новый епископ наконец-то порядок в торговле навел. Ишь, чего захотели — они будут себе мошну набивать, а мы смотреть? В Лазоревой же бухте наши охотники морского зверя промышляют, потому там и не строится ничего.

— Но все-таки, — решил до конца разобраться в вопросе старшина, — чем они торгуют с римлянами?

— Продают стекло, — пояснил монах, — оно у них хоть и дороже нашего, но лучше, такого песка, как под Москвой, у нас нет. Причем и цветное тоже, наши стекольщики вообще этим баловством не занимаются. А покупают всего понемногу — лес, липкий сок какого-то дерева, выделанные кожи. Напрямую нам от их торговли ни прибыли, ни убытка, только налог, да и то небольшой. Но почему это, прости Господи, наши должны платить и сбор, и десятину, а эти — нет? Это их дело, чего они там своему самозваному князю потом платят.

— Ясно, — кивнул Малой, — а почему у них десятина-то меньше получается?