Последний рубеж - Андрей Стерхов

Гринберг, уличенный в попытке сокрытия важной информации, так и не смог ничего ответить, а Старик наседал:

– Вы что, действительно не понимаете, что два чрезвычайных происшествия подряд и на одной планете – это не случайность? А? Или у вас есть на этот счет своя точка зрения? Могу заверить вас, Гринберг, какой бы она ни была, она ошибочна. – Произнеся это, Старик некоторое время молчал, что-то обдумывая, а потом предложил: – Послушайте, Гринберг, может быть, вам стоит пройти курс реабилитации в Отделе коррекции точки зрения? Как считаете?

Гринберг после этих слов Верховного Комиссара побледнел. Потом посерел. Казалось, что он вот-вот потеряет сознание и выпадет из кадра. Но Старик, прежде говорящий жестко, сыграл на контрасте. Он вдруг перестал запугивать своего впечатлительного собеседника и заговорил с ним совершенно нормально:

– Ладно, Гринберг, будем считать, что вы осознали свою ошибку. И впредь…

– Да-да, – вытирая пот со лба, обрадовано закивал вице-президент, всем своим видом старательно выражая раскаяние.

– Что «да-да»?

– Впредь, господин Верховный Комиссар, мы будем незамедлительно информировать о подобных происшествиях Секретариат Комиссии… Чрезвычайной.

– И…

– Что? – не сообразил Гринберг.

Старик подсказал:

– И приложим максимум организационных и финансовых усилий, чтобы подобные происшествия в будущем не повторялись.

– Ну да, конечно! – воскликнул Гринберг, хлопнул себя по лбу, будто только что вспомнил, и послушно повторил: – Позвольте от лица Всемирной Сырьевой Корпорации заверить вас, господин Верховный Комиссар, что мы приложим максимум организационных и финансовых усилий для того, чтобы впредь подобное не повторилось.

– Все, Гринберг, конец связи.

– Позвольте, но…

– Ваша информация, господин Гринберг, официально принята к делопроизводству. О результатах своей работы Комиссия проинформирует руководство Всемирной Сырьевой Корпорации установленным порядком в установленные сроки. Если… Если, конечно, посчитает необходимым. Всего доброго. Спасибо за сотрудничество и передавайте привет господину Стокману.

– Всего наилучшего, гос…

Вице-президент не успел попрощаться, Старик отключил коммуникатор. Терминал автоматически вывел на экран сигнал первого федерального телеканала. Шел рекламный блок. Жизнерадостного болвана, нахваливающего майонез «Полонез», сменила длинноногая красотка в медицинском халате. Завертев неотразимым задом, она начала продвигать в массы пилюли от гормонального дисбаланса. Старик, было, прислушался к ее бодрому верещанию, но потом мотнул по-собачьи головой, сбрасывая морок, и переключил канал. На втором шел последний период первого матча финальной серии по хардболу. «Буйволы Ритмы» размазывали по стенке «Ганзайских Дьяволов». Узнав счет – 18:3, Старик отключил звук и вернулся к листу. Вновь стал что-то записывать. Причем так быстро, как это делает человек, спешащий зафиксировать удачную мысль. К Харднетту Верховный Комиссар обратился, не поднимая головы:

– Как тебе, Вилли, этот красавчик из Сырьевой?

Начальник Особого отдела с трудом оторвался от созерцания изменений, происходящих за виртуальным стеклом. Тьма, только что заполнявшая таинственный лес, стала рассеиваться. Солнечный свет вновь заскользил по влажным веткам. Ветер стих. Все задышало покоем.

– Обычные дела, шеф, – переведя взгляд на Старика, произнес Харднетт.

Такое обращение не являлось нарушением субординации. Верховный сам призывал подчиненных держаться запросто. Даже требовал.

– Обычные, говоришь? – переспросил он.

– Ну да, обычные, – повторил Харднетт. – Самые что ни на есть обычные. Нас не любят. Не любят и боятся. И дел с нами иметь не хотят. Никаких. Даже тогда, когда чувствуют, что необходимо, все равно тянут до последнего. Только если совсем уж припечет, тогда снисходят. Как в данном случае. Не думают парни из Сырьевой о глобальной безопасности. Что им глобальная безопасность? Неликвид. Они о сиюминутном пекутся. О шкурном. Я не удивляюсь. Все как всегда.

Старик выслушал и согласился:

– Да, ты прав, дружище. Боятся они нас, как черти ладана. И за свои задницы трясутся. И за свой бизнес тоже трясутся. И за задницы и за бизнес… И не знают, за что трястись пуще. Им ведь и не проинформировать жутко – статья корячится. И проинформировать страшно, потому как накладно. А ну как тиберрийцы, в самом деле, насвинячили? А? Мы ведь тогда лавочку-то прикроем. Ведь так?

– Безусловно… А вы, шеф, думаете, до этого дойдет?

– Моя интуиция, а она меня ни разу еще не подводила, подсказывает, что все идет к тому. Сам-то читал последние сводки по Тиберрии?

Харднетт кивнул:

– Ознакомился, конечно. Пропал груз, куда-то исчезли двое конвойных. Все там как-то неспокойно. Сначала вертолет. Луч какой-то дурацкий… А через трое суток вот эта вот ерунда с раймондием. Уровень оперативной информации по негативу – «Черная Стрела».

– То-то и оно, – согласился с такой оценкой Верховный. – Что-то там неладно, Вилли, на этой самой Тиберрии.

– Прикажете отправить федерального агента?

Сразу Старик ничего не ответил. Какое-то время молча писал. Потом поставил точку, отложил перо и, помахивая листом, чтобы скорее высохли чернила, сказал:

– Вот что, Вилли… Я тут подумал… Слушай, а не смотаться ли тебе туда самому?

– Самому?! – изумился Харднетт.

– А что? – Верховный пожал плечами: мол, чего в том удивительного. И стал убеждать чуть ли не по-дружески: – Встряхнешься. Проветришься. Вспомнишь дни веселые. А то, глядишь, через пару лет… Ну не через пару, так через пять точно, мое место займешь и погрязнешь в бумажной рутине. Черта с два тогда из этого кабинета вырвешься. Поверь мне, захочешь куда-нибудь съездить, а не сможешь. Будешь локти потом кусать и метаться по клетке. – Он заговорщицки подмигнул: – Ну что? Выписываю лицензию на твое имя? Или как?

– Как прикажете, – сдержанно, уже без каких-либо эмоций, ответил Харднетт.

Особого энтузиазма от предложения он не испытывал. И дело было не в том, что полевая работа его пугала. Ничего подобного – за радость. Просто не понимал, какой именно хитроумный трюк по отношению к нему затеял Верховный Комиссар. В том, что не все так просто, как на первый взгляд кажется, Харднетт даже не сомневался.

А Старик остался доволен его ответом.

– Знал, что согласишься, всегда был легок на подъем. – Он потащил за цепочку и вытянул из кармана халата медальон лицензии. – Ночью еще распорядился откатать. На, держи.

Харднетт вылез из кресла и подошел к Верховному Комиссару. Взял из подрагивающей руки медальон, приступил к авторизации. И тут Старик, заглядывая ему в лицо, заметил, словно, между прочим: