Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 4. Демон и лабиринт - Александр Фурман

– Ладно, Наппу, не томи! – заторопила его Соня. – Признавайся, что там у тебя?

– А ты, Друскина, меня не подгоняй, а то вообще ничего вам не дам! – надулся он.

– Все-все-все, каюсь, больше никогда так не буду! – с веселой готовностью затараторила Соня.

После этой ритуальной детсадовской сценки Напп у милостиво, хотя и с нарочитой медлительностью, сообщил, что книга называется «Центр циклона», ее автор – Джон Лилли, и во всем мире этот труд считается «первопроходческим для новой науки о человеке». Правда, тут есть одно «но», сказал Наппу: в СССР книги Лилли запрещены, так что речь идет о самиздате, и его предложение они должны воспринимать как знак особого доверия – с их стороны, между прочим, пока еще ничем не заслуженного.

– Хорошо, будем считать, что это аванс! – не удержалась Соня.

– Знаешь, Друскина, когда-нибудь я тебя все-таки убью! – мечтательно сказал Наппу и погрозил ей своим маленьким кулачком.

До этого Фурман никогда не сталкивался с настоящими самиздатскими книгами и не знал, чем они отличаются от обычных. Секретный труд хранился, как оказалось, в одежном шкафу в картонной коробке из-под обуви и представлял собой толстую пачку малоформатных фотографий машинописного текста, по две страницы на каждой. По словам Наппу, некие неназываемые добрые люди дали ему эту потрясающую книгу всего на трое суток, но на нее уже выстроилась длинная очередь, поэтому прочитать ее можно только здесь и сейчас, то есть за ночь и не вынося из дома. Принять эти жесткие условия ни Фурман, ни Соня по разным причинам не были готовы, и он, слегка поломавшись, согласился в виде исключения придержать для них «горящую» книгу до завтрашней ночи. (Позднее Фурман случайно выяснил, что книжка принадлежала самому Наппу и все эти строгости применялись им лишь для нагнетания атмосферы таинственности и упрочения своего и без того избыточного авторитета.)

На следующий вечер, дождавшись, когда разойдутся другие, незапланированные гости, Соня начала передавать Фурману прочитанные ею листки. Но в четверть первого, когда ими было пройдено чуть больше трети книги, она вдруг убежала домой, объяснив, что ранним утром ее ждут какие-то неотменимые дела и ей нужно хоть немножко поспать. Фурман, ломая глаза, дочитал все до конца. Разбудили его голоса детей, которых Лена собирала в детский сад.

Наппу бродил по дому с жужжащей механической бритвой и брился на ходу. Увидев Фурмана, он поудобнее скривил нижнюю челюсть и с соответствующей дикцией поинтересовался его «впищищениями» от книги.

«Ну, впечатления такие, сложные. То есть все это, конечно, очень интересно. Но вызывает много разных вопросов…» В голове Фурмана клубилось тяжелое мутное облако, и он опасался ляпнуть какую-нибудь постыдную глупость, но, на его счастье, учитель торопился на работу и благосклонно согласился ответить всего на один вопрос… Увы, даже при таком предельно сокращенном варианте проверки ученик явно разочаровал его. Недовольно поморщившись, Наппу назвал вопрос Фурмана абсолютно ханжеским. Но потом все же пояснил, что хотя современные западные исследователи действительно успешно используют в своей работе ЛСД, психоделическую музыку и прочие средства расширения сознания, для нас все это совсем не обязательно. У наших людей сознание и так расширяется буквально «на раз», поэтому главная проблема состоит не в том, чтобы его еще больше расширить, а, наоборот, в том, чтобы запихать его хоть в какие-то формальные рамки. Понятно?.. Смущенного Фурмана этот ответ вполне удовлетворил.

Когда он пересказал их разговор Соне, та только хмыкнула и пожала плечами: что ж, может, Наппу и прав. В конце концов, это ведь он у нас главный специалист по расширению сознания, так что ему, наверное, виднее…

Налаживать дружеские отношения с новыми знакомыми и протеже Мариничевой обычно было намного проще.

Еще весной Ольга привела в их компанию лохматую кареглазую гитаристку Машу, снисходительно отрекомендовав ее со смешанным англо-французским прононсом как «enfant terrible». Новая знакомая сразу же объявила, что ее тошнит от своего сказочного конфетно-шоколадного имени, и попросила называть ее Маня или на худой конец просто Машка. Поначалу всех поражали ее раскованные манеры и насмешливое злоязычие. Например, она открыто предупредила Мариничеву, что является не только убежденной феминисткой и пацифисткой, но и, как говорится, ярым и непримиримым антисоветчиком и антикоммунистом, хотя на бытовом общении, а также на ее личных отношениях с членами КПСС это может и никак не сказываться – по крайней мере до поры… Ровесница Фурмана, она тоже нигде не училась и не работала, но при этом производила впечатление человека весьма опытного, уверенного в себе и сведущего в разнообразных житейских делах – от ремонта квартиры до оказания первой медицинской помощи в экстренных ситуациях. Выяснилось также, что за ее провоцирующими грубоватыми манерами скрывалось столь прочное староинтеллигентское воспитание (видимо, бабушкино), что дети простых советских инженеров могли этому только позавидовать. Машка на удивление быстро нашла общий язык с Соней, взявшись обучать ее игре на гитаре, и вскоре сделалась своей и для остальных членов их маленького кружка. А благодаря ее тесным, хотя и довольно таинственным связям с Клубом самодеятельной песни желанные для всех поездки на слеты перестали быть такой сложной проблемой, как раньше, когда их организацией занимался Наппу.

В первых числах сентября Минаев сообщил Фурману, что Машка очень просила их обоих в ближайшие несколько дней принять участие в поисках места для предстоящего Большого слета (требовалось найти где-нибудь в подмосковных лесах поляну, на которой могли бы одновременно разместиться от трех до десяти тысяч человек с палатками). Сама Машка по каким-то причинам поехать с ними не могла, и в первый момент это поручение показалось Фурману шокирующе ответственным. Но Борька насмешливо успокоил его: не пугайся, мы с тобой не единственные, кому дано такое задание. В поиске задействованы десятки, а может и сотни других разведчиков, которых направляют в разные стороны от Москвы. Короче, сценарий этот давно обкатан, и знающими людьми все заранее предусмотрено. Даже если они с Фурманом провалят свою часть операции и ничего не найдут, их никто за это не накажет. И кстати, Фурману, как человеку более свободному в плане времени, придется где-нибудь пересечься с Машкой и взять у нее карту с уже размеченным маршрутом.

При торопливой встрече в метро Машка сказала, что ехать им нужно электричкой с Савеловского вокзала до станции Икша, а дальше пешком; карта в конверте, все ориентиры и примерная зона поиска там указаны. Когда Фурман дома открыл конверт, оказалось, что эта «крупномасштабная карта» – всего лишь маленькая фотокопия какого-то схематичного плана местности, который был подозрительно похож на самоделку, пусть и добротно сделанную. Но как бы то ни было, задание требовалось выполнить.

С Минаевым они договорились встретиться через день, на вокзале, в 8:45 утра под табло с расписанием поездов.

Что Минаев всегда и всюду опаздывает, было хорошо известно. Но через пятнадцать минут Фурман начал беспокоиться, а через двадцать пять, пропустив уже три подходящих им электрички, проклял все на свете. Тут из привокзальной толпы его вдруг окликнули по имени, и к нему направился какой-то маленький смуглый парень с длинными темными волосами и в очках.