Месье Террор, мадам Гильотина - Мария Шенбрунн-Амор

набережной. Санкюлот увязался следом.

– Прости, гражданка, я должен был помешать тебе. Наши жизни принадлежат Отчизне.

– Да я не собиралась прыгать, с чего вы взяли?

– Нет? Ну и отлично. Но я все-таки провожу тебя до дома. Так будет безопаснее. Я Этьен Шевроль, член городского совета Парижской коммуны, делегат секции Арси. А тебя как зовут, гражданка? Мне помнится, я видел тебя в ратуше.

Это в секции Арси располагались парижские скотобойни!

– Оставьте меня одну, пожалуйста.

Стемнело, тусклые масляные фонари на набережной раскачивались под ударами ветра, от реки несло зловонием, прохожие отводили глаза, не желая связываться с вооруженным дубиной санкюлотом.

– Подожди, гражданка. Покажи-ка мне свое удостоверение.

Она молча вытащила из кармана сертификат о благонадежности, подала ему. Шевеля губами, он внимательно прочитал его, сверяя описание с самой Габриэль. Щелкнул по бумаге грязным ногтем:

– Это фальшивый документ, Габриэль Бланшар.

У нее сердце пропустило стук и заметалось конем в горящем стойле. Хрипло выговорила:

– Почему фальшивый?

– Потому что тут не сказано, какая ты красивая. Я провожу тебя. Такой девушке, как ты, опасно одной в темноте.

Этот низколобый, весь словно приплюснутый, с жесткой темной шевелюрой и большим бесформенным носом делегат пугал ее сильнее всех остальных прохожих. Но прогнать его она не посмела. Да он бы и не послушался. Знал, что теперь он хозяин, и упивался этим. Санкюлот оказался одним из ста сорока четырех делегатов от сорока восьми секций Парижа, членов Общего совета коммуны. Эти члены Общего совета среди прочего допрашивали подозреваемых и производили домашние обыски и аресты.

Всю дорогу несносный делегат болтал, всячески старался произвести на девушку впечатление. Хвастался, как в сентябре тысяча семьсот девяносто второго участвовал в убийствах заключенных в парижских тюрьмах, упомянул, что Эбер – сам всемогущий Эбер, прокурор коммуны и издатель обожаемой чернью газетенки «Папаша Дюшен»! – его друг. Так что, если Габриэль нужна работа или помощь, ей достаточно только попросить.

Эбертисты были предводителями бедноты, и требования их звучали еще безрассуднее, чем у якобинцев. Им даже то, что творил Комитет общественной безопасности, казалось недостаточно революционным. Они ратовали за полное упразднение христианства и за раздел всего имущества богатых среди бедных. Благодаря этому эбертисты обладали огромным влиянием в секциях коммуны. Скоро они, в свою очередь, отправят на гильотину якобинцев. До сих пор каждая группировка, выдвигавшая еще более суровые и безумные меры, побеждала тех, кто цеплялся за существующее положение вещей. И с каждой переменой власти жизнь Габриэль и ее тетки становилась все ужаснее.

Если верить делегату Этьену Шевролю, он обладал немалым влиянием, а вскоре мог и вовсе стать всесильным. Санкюлот был уродливым злобным кретином и пристал к ней как банный лист, но, видит бог, Габриэль с Франсуазой погибали. А для погибающего лучше всех не тот, у кого, как у молодого Ворне, статная фигура, гордый профиль и поджатый угол красивого рта. Для погибающих лучше всех тот, кто может их спасти.

ДОМА ФРАНСУАЗА НАБРОСИЛАСЬ на нее:

– Кто это провожал вас?

– Так, никто.

Тетка продолжала глядеть в упор, Габриэль невозмутимо повесила вымокший жакет на протянутую через кухню веревку.

– Правда, это совершенное никто. Его зовут Этьен Шевроль, он бывший рабочий на скотобойне и один из депутатов секции Арси в коммуне.

– Вы с ума сошли?

– Нет, тетя, это не я с ума сошла. Это мир сошел с ума. И я не могу продолжать жить в нем, как будто мы все еще при дворе Бурбонов. Меня домогается отвратительный, сорокапятилетний Жак-Луи Давид, с которым даже жена развелась, меня выслеживают соседи, над нами измывается Бригитта Планель. Теперь еще это чудовище прицепилось. Пусть хотя бы отпугнет остальных.

– Как это какой-то комиссаришка отпугнет Давида – члена Комитета общественной безопасности и друга Робеспьера?

– А Этьен – друг Эбера. И к тому же он таскает с собой огромную палку прозывает ее своей конституцией и, кажется, совсем не прочь пустить ее в ход.

Франсуаза брезгливо передернула плечами:

– Не могу поверить, что дочь моей покойной сестры принимает ухаживания прихвостня Эбера!

– Я бы с удовольствием приняла ухаживания принца. Или банкира. На худой конец негоцианта. Даже спекулянта или контролера. К сожалению, тетя, все вокруг, включая нашего молодого соседа, спешат только погубить меня. Я не знаю, что делать. Я устала быть беззащитной, я устала терпеть хамство гражданки Планель, я устала быть должной пекарю. Сословную спесь сегодня за два су на рынке не продашь. И все, чему старые девы так добросовестно обучали меня в монастыре, выеденного яйца не стоит. Если для того, чтобы выжить, мне придется иметь дело с рабочим со скотобойни, значит, я потерплю запах разделанных туш. Зато в нашем супе появится мясо.

Франсуаза ногой топнула.

– Вы ничего не понимаете! Это не сословная спесь. Мне мешает не то, что он рабочий. Мне мешает, что он один из тех, кто уничтожает нас. Это он виноват в том, что нас преследуют, арестовывают и казнят без суда. Он и его Эбер – наши самые страшные враги.

– А может, Шевроль как раз спасет нас. Он, конечно, жестокое животное, зато простофиля. Его я не боюсь, с ним я справлюсь.

Габриэль скинула насквозь промокшие прюнелевые башмачки. Неудивительно, что Бригитта Планель так обнаглела: мало того что они с теткой обнищавшие, лишенные каких-либо человеческих прав аристократки, они еще и выглядят как старорежимные дамочки. Нарядные когда-то туфли превратились в бесформенные стоптанные ошметки. Настало время их выкинуть. Лучше ходить в крепких крестьянских сабо, чем в дырявом сафьяне. Лучше преданный и недалекий санкюлот, чем третирующий ее комитетчик Давид или зеленоглазый австрийский шпион.

– Кстати, этот Этьен уже спас меня от страшного гвардейца, помните, недавно на лестнице на меня набросился? Я сейчас снова столкнулась с ним на улице, он из нашего двора выходил. Интересно, к кому это он сюда таскается?

Тетка отошла к зеркалу:

– С чего вы взяли, что он тогда напал на вас? Может, просто хотел убедиться, что вы не ушиблись.

Габриэль подстерегла в зеркале убегающий взгляд Франсуазы:

– Все-таки вы его знаете, мадам? Это он к вам ходит, да? Кто он такой? Что он здесь делает?

– Понятия не имею, – Франсуаза отвела глаза, кончиками пальцев принялась оправлять выбившиеся из прически кудри.

Какое право имеет тетка упрекать ее за члена совета коммуны, если сама тайком встречается с национальным гвардейцем? Нет, Габриэль сделает все, чтобы выжить. Никакой светловолосый красавчик не заставит ее забыться.

VIII

ВСЛЕД ЗА АДМИНИСТРАТОРОМ Консьержери Василий Евсеевич прошел в крохотную, невыносимо душную,