Первый человек - Ксавье-Мари Бонно

— Фортен жил здесь? — спросил он.

— Не все время. Он жил на своем корабле — на «Арануи».

Мартини часто проводил рукой по губам, как делают алкоголики, когда им хочется выпить.

— На следующий день после смерти Реми сюда приходил… как бы это сказать… один человек, — сказал он. — Парижанин. И весь такой шикарный! Он мне сказал: «Не могли бы вы указать мне корабль месье Фортена?» Я ответил, что «Арануи» находится в Тулоне, потому что его забрала морская жандармерия.

— Вы хотите сказать, что корабль месье Фортена был конфискован?

— Вот именно.

— Вы знаете почему?

— Наверное, у Фортена были долги.

— Когда у него конфисковали корабль?

— Шесть месяцев назад.

— Расскажите мне о человеке, который приходил к вам. Как он выглядел?

— Деньги у него есть: это видно по одежде. Пожилой, лет шестьдесят. Лысый, низкого роста, носит маленькие очки.

Мартини встал и взял со стоявшего на столе компьютера пачку «Мальборо».

— Так вот, — продолжал он. — Этот человек мне сказал: «Не могли бы вы, когда корабль Фортена будет возвращен, лично сообщить мне об этом?» И он дал мне карточку с номером телефона.

— Эта карточка есть у вас и теперь?

Капитан выпустил через нос струю сигаретного дыма.

— Вот она. Здесь только телефон, больше ничего нет.

— Почему вы не сказали об этом раньше?

— Я пытался, но и в полиции, и в жандармерии все меня прогоняли.

— Вы знаете, где сейчас находится корабль?

— Он стоит здесь. Люди из жандармерии привели его обратно через два дня после смерти Фортена.

— Вы сообщили об этом своему посетителю?

— Нет, — сказал Мартини.

«Арануи», красивое рыболовное судно, стояло у края мола, рядом с медленно гнившими там старыми посудинами. На очень прямом форштевне были написаны белыми буквами на ярко-красном фоне регистрационные данные судна. Стекла обоих окон капитанского мостика были разбиты; в обоих случаях трещины расходились из точки удара, как лучи звезды.

Де Пальма прыгнул на палубу. Скрипнула дверь кабины рулевого. Рядом со штурвалом, сделанным из красного дерева, лежал водолазный шлем. Фортен, должно быть, не отличался аккуратностью: рядом с навигационными инструментами валялось множество самых разных вещей.

В ящике для карт лежали листы крупного масштаба 1:50 000 — разделенная на части карта побережья между Марселем и Ниццей. В центре каланки Фортен начертил циркулем два полукруга и отметил красной линией маршрут, который вел к пещере Ле-Гуэн.

Лестница вела отсюда вниз, в трюм, где когда-то хранили рыбу. Фортен устроил в нем первую из своих комнат. Это было довольно просторное помещение прямоугольной формы с кухонным углом слева и большим столом, застеленным красной клетчатой клеенкой. Книжная полка, к которой был подвешен вентилятор, была полна книг, которые покоробились от сырого морского воздуха.

Вторая комната была гораздо больше и служила Фортену спальней и сараем. Здесь стояла кушетка, сделанная из матраса, а на потолке висела желтая керосиновая лампа. В дальнем конце комнаты Фортен встроил в стену шкаф, где хранил свое подводное снаряжение — два поношенных водолазных костюма, целую коллекцию масок и сапоги.

Де Пальма перевернул здесь все предметы, но ничего не нашел и вернулся обратно.

Под столом был большой выдвижной ящик, где лежала стопка карт и рядом с ней — измерительный циркуль. Большая часть карт тоже относилась к побережью. На них было проведено много линий между мысом Моржиу и оконечностью Бухты Чуда и поставлено огромное количество крестиков, отмечавших скалы и островки. Одна линия вела к пещере Ле-Гуэн.

Де Пальма положил на стол одну карту и вынул из стопки другую. На этой была надпись красного цвета:

2° 43′ 57″ В

42° 37′ 3″ С

Координаты какой-то точки на одном из холмов возле Марселя. На участке от неизвестно чего и до неизвестно чего. Де Пальма свернул обе карты вместе в трубку и перевязал веревкой, которая валялась на полу. Он вернулся на палубу и, найдя место, укрытое от ветра и брызг, сразу же позвонил по номеру, который ему дал капитан порта. Ответил женский, немного разбитый голос:

— Это секретарь доктора Кайоля. Я вас слушаю.

— А? Простите. Я, должно быть, ошибся, — извинился де Пальма и прервал разговор.

С доктором Кайолем он был знаком уже давно. Это был психиатр, который уже много лет лечил Тома Отрана.

Полина Бертон никогда не погружалась под воду одна. В это утро ее сопровождал Тьери Гарсия — молодой ученый, специалист по мадленской культуре, заменивший Фортена.

Спуск ко входу в пещеру Ле Туэн проходил без помех. До глубины десяти метров рельеф сохранял свою ярко-зеленую окраску. По этому изумрудному фону были рассыпаны черные пятна, — это морские ежи укрывались в углублениях скал. Разноцветные рыбы-юнкера[23]отщипывали кусочки от кораллин[24]. Гарсия указал Полине на лангуста, который отступал в свою узкую каменную нору, немного опустив антенны.

Два археолога медленно приближались к тускло окрашенному, почти вертикальному спуску.

Чуть ниже их ожидало хаотическое нагромождение камней, которые каким-то образом умудрялись сохранить равновесие. На глубине восемнадцати метров свет начал тускнеть. Все цвета медленно исчезали в черноте, которая еще сохраняла синий оттенок.

Через одинаковые промежутки времени Полина выпускала в воду длинные цепочки пузырьков кислорода. Над головой у нее были серебристая поверхность моря и длинная «нить Ариадны», дальний конец которой словно растворялся в проникавшем сверху свете.

На глубине тридцати метров Полина долго водила лучом фонаря по поверхности скалы, поднимавшейся, как стена, над едва видимым отсюда дном.

Природная наблюдательность еще никогда не подводила ее. Полина заметила, что несколько водорослей и один спирографис[25]сорваны со своих мест. Она запомнила это и отодвинулась от стены.

Тридцать восемь метров. Полина опустила глаза и отыскала взглядом вход в пещеру. Перед входом ее ждал Гарсия. Над входным отверстием висела табличка из нержавеющей стали: