Вечные - Кирстен Миллер

— Реинкарнация — не христианское понятие, Хейвен. Христиане верят, что после смерти Бог судит нас и отправляет в ад или в рай.

— А я вам так скажу: пути Господни неисповедимы, — парировала Хейвен.

Тидмор нахмурился.

— Я не думал, что у нас получится такой разговор, — сказал он. — Но если уж на то пошло, то настало время тебе узнать правду. Твой отец был душевно болен, Хейвен. К концу жизни его поведение стало импульсивным, ему стало что-то мерещиться. Видимо, он наслушался твоей невинной болтовни — мало ли что болтают маленькие детишки? — вот у него и возникли мысли о реинкарнации.

Эрнест, — продолжал пастор, — пришел ко мне сразу же, как только я начал здесь служить. Он сбивчиво говорил о реинкарнации, о дьяволах и прочей безумной ерунде. Его речи были сущей бессмыслицей. Я всеми силами старался помочь ему, хотя и видел, что дела его очень плохи. Я поговорил об этом с твоей бабушкой. Я боялся, что отец поведет тебя неправильной дорогой. Боюсь, именно так все и вышло. Эрнест был твоим отцом, тебе хотелось угодить ему, поэтому ты погрузилась в историю, выдуманную им. Ты и сама много чего присочинила и стала верить в эти выдумки. Задумайся об этом, Хейвен. Неужели тебе ни разу не приходила в голову такая мысль: почему твои видения вдруг прекратились после гибели отца?

Хейвен не желала слушать пастора.

— Если это правда, то почему же видения вернулись? Моего отца нет в живых уже восемь лет.

Доктор Тидмор снял очки и протер стекла кусочком красного шелка.

— Вот как раз это меня и тревожит больше всего, — сказал он. — Вероятность того, что ты унаследовала болезнь, которой страдал твой отец. Возможно, твой разум осаждают те же самые злые силы.

Хейвен задумалась. Утверждение пастора показалось ей абсурдным, с какой точки зрения ни посмотреть.

— Не хотите же вы сказать, что я унаследовала бесаот своего отца? — насмешливо осведомилась она.

— Бесы принимают разные обличья, — ответил доктор Тидмор тоном энтомолога, описывающего различные виды тараканов. — Порой их присутствие проявляет себя в виде физических или психических болезней.

Хейвен встала.

— Отдайте мою коробку.

— Сядь, Хейвен, — приказал пастор, убрав коробку в ящик стола.

— Хорошо. Можете забрать все это себе. В доме полным-полно еще всякого такого, — солгала Хейвен и направилась к двери. — Имоджин только часть нашла.

— Можешь идти, конечно, — сказал доктор Тидмор. — Но если ты уйдешь, то тебе придется прожить в этом городке гораздо дольше, чем ты можешь себе вообразить.

Хейвен замерла.

— Прекрасно. А теперь садись, — ласково проговорил Тидмор. — Помни: я здесь для того, чтобы помочь тебе. — Как только Хейвен снова села напротив него, пастор взял ручку и приготовился делать заметки. — Давай поговорим о молодом человеке из твоих видений. Этан — его ведь так зовут?

— Да, — ответила Хейвен и обреченно опустила голову.

— Расскажи мне. Что ты помнишь об Этане?

— Не слишком много. Не знаю.

Она не собиралась рассказывать пастору о том, что ей запомнилось. Ни за что.

— Когда ты была помладше, ты говорила, что любишь его. Ты рассказывала, что он молод, красив и умен. Ты помнишь это?

— Нет, — пробормотала Хейвен. У нее начало покалывать макушку, а ноги словно бы погрузились в огонь. К ней подкрадывалось видение.

— Но ты не доверяла ему. Ты сомневалась в его верности. Ты знаешь, Хейвен, порой Сатана может предстать перед нами в обличье ангела света.

Голос доктора Тидмора звучал все тише. Хейвен пыталась опустошить свое сознание. Она мысленно раз за разом повторяла молитву «Отче наш». Но пламя поднималось все выше, и она ничего не могла сделать, чтобы помешать этому.

Она приближалась к особняку, держа в руке приглашение. Слева от дверей, чуть ниже кнопки звонка, на маленькой медной табличке красовалась надпись: «Общество „Уроборос“». Надпись окольцовывало изображение змеи, заглатывающей собственный хвост. «Не стоит нервничать, — мысленно сказала себе Констанс. — Новый президент принимает всех. Я не одна такая».

Войдя в дом, она едва не налетела на письменный стол в приемной. Молодой человек, сидевший за столом, встретил ее не слишком веселой улыбкой.

— Констанс Уитмен? — уточнил он. — Президент примет вас в гостиной.

— Благодарю вас.

Она обошла вокруг стола и торопливо зашагала по коридору. До двери гостиной уже было недалеко, когда она вдруг увидела их. Они стояли очень близко друг к другу. Этан — спиной к двери, а перед ним Ребекка, не спускающая с него глаз.

В это мгновение на Констанс нахлынули все мучившие ее подозрения. Ребекка Ундервуд провела с Этаном несколько месяцев до того, как он покинул Рим вместе с доктором Стриклендом. Констанс часто гадала, что могло между ними произойти. У Этана и Ребекки было так много общего. И он, и она были сиротами, которых спас доктор Стрикленд. Оба утверждали, что помнят подробности не одной прошлой жизни. Оба были невероятно хороши собой. Особенно — Ребекка. Длинные волосы цвета черного дерева, роскошные формы, которые она даже не старалась скрывать. Этан всегда утверждал, что они с Ребеккой просто друзья, но, увидев их вместе, Констанс была вынуждена признаться, что они — просто потрясающая пара.

— Она тебе больше не нужна, — заявила Ребекка громким шепотом. — Мы оба знаем: тебя интересовали только ее деньги. Теперь Стрикленд сделал тебя своим наследником, и наконец мы можем быть вместе. Так и должно было случиться!

Констанс, еле дыша, бросилась к выходу. Она не могла позволить себе лишиться чувств, прежде чем выбежит из дома. Промчавшись по приемной, она налетела на кого-то, кто поднимался по лестнице. Мужчина поддержал ее и не дал упасть.

— Моя дорогая, — произнес он ласковым и заботливым голосом. — Вам нехорошо?

Глаза Хейвен открылись. Она увидела над собой потолок в кабинете доктора Тидмора. Доктор Тидмор по-прежнему сидел за письменным столом и смотрел на дверь. Повсюду вокруг него валялись разбросанные бумаги, осколки разбившейся фарфоровой вазы и стекла. Стул, на котором сидела Хейвен до обморока, кто-то откатил к дальней стене. Красивое витражное окно за спиной доктора Тидмора треснуло. Кто-то негромко молился неподалеку. Хейвен повернула голову и увидела уборщицу, Эулу Дункан. Та стояла в коридоре.

— Да ее запереть надо на замок, эту девчонку! — воскликнула Эула, прижав руку к сердцу.

Хейвен застонала и выронила сжатое в руке тяжелое пресс-папье.

В четверг утром Хейвен не встала с кровати. Она понимала, что в городе уже все до единого знают о том, что бес овладел ею на глазах у пастора. Мать зашла к ней и попыталась уговорить одеться, спуститься вниз и позавтракать, но Хейвен наотрез отказалась. Ей нестерпима была мысль о том, что придется сидеть за столом напротив бабушки. Хейвен заперла дверь своей комнаты и все утро разглядывала открытку, которую ей когда-то подарил доктор Тидмор. Восемь лет эта открытка — вид Нью-Йорка с высоты птичьего полета — была прикреплена к стене над письменным столом Хейвен. Она потускнела и немного помялась, но неизменно вызывала у Хейвен одни и те же чувства. Она взглядом перемещалась по улицам и, с какого бы района города она ни начала свое путешествие, взгляд всегда приводил ее к островку зелени в нижнем участке острова. Она всегда знала, что там ее что-то ожидает. «Бью прав, — подумала Хейвен, — мне нужно каким-то образом попасть в Нью-Йорк».