Доизвинялся - Джей Рейнер

– Ты, – ткнул он пальцем в Люка. – Повзрослей же наконец. – А ты, – палец указал на меня, – оставь брата в покое.

Он протопал назад в кабинет и ногой закрыл за собой дверь.

Разумеется, как только я услышал стук двери, я тут же издал Звук. Разрыдавшись, Люк свернулся калачиком на верхней лестничной площадке. Вот тогда я остановился. Его воля была сломлена. Теперь он был мой. Я оставил его хныкать на полу.

Через несколько часов семья Бассетов собралась на кухне ужинать. Папа потушил баранью лопатку в красном вине с Розмарином и чесноком, и как только наши тарелки были наполнены, я, не глядя на сидевшего через стол от меня Люка, снова издал Звук: мягко, негромко, точно это был всего лишь вздох удовольствия.

– Ий-аа…

Люк заорал, схватил стакан с водой и швырнул им в меня. Я пригнулся, поэтому стакан пролетел у меня над головой и разбился о деревянный буфет. Теперь Люк уже на меня кричал, бросал в меня столовыми приборами, даже попытался перелезть через стол, чтобы вцепиться мне в волосы. Андре Бассе тут же на него накинулся, схватил под мышки и буквально потащил из-за стола и из кухни.

Брат продолжал кричать «заткнисьзаткнисьзаткнисьзаткнись», когда папа волок его наверх, в его комнату.

Мама поглядела на меня с неподдельным изумлением.

– Что это было, скажи на милость?

Я пожал плечами.

– Понятия не имею. Ты же знаешь Люка. Он всегда был немного… – подавшись к ней, я понизил голос до шепота, – …того.

– Не говори ерунды, – ответила она. Потом мы прибрали на кухне.

Даже сейчас, за столом, где приборы выстроились, как на плацу, я невольно видел, как в меня летит яростный шквал бокалов, ножей и ложек. Тем вечером, когда я вошел в ресторан, он только скользнул на свое место и вместо приветствия выставил вперед подбородок. Свой лепной красивый подбородок. Мой младший брат – точная копия меня, только в фокусе: талия поуже, черты лица более определенные и точные, волосы – прирученные, а не торчат мятежно во все стороны. Ступни у него, разумеется, хорошей формы и могут похвалиться явным подъемом. Люк из тех мужчин, на которых хорошо сидят даже дешевые костюмы. Однако он предпочитает носить только дорогие, потому что он возмутительно преуспевающий юрист и может себе это позволить.

Стоило мне сесть, он сказал:

– Твердая четверка.

– Четверка? – Я одобрительно кивнул. – Стул или стол?

– Стул.

– Хороший знак.

Наш отец, проявляя ту самую швейцарскую въедливость, которую так жарко отрицал, когда мы были детьми, научил нас определять уровень ресторана по тому, что происходит с вашей салфеткой, когда вы встаете из-за стола в туалет. Если официант ее игнорирует и она забытой горкой остается на вашем стуле, то оценка заведению только удовлетворительно, а само оно недостойно отцовского (и нашего) внимания. Если салфетку снова сворачивают в первоначальную форму (веер, горный пик или, упаси господи, лебедя) и ставят на ваш прибор, значит, тут слишком стараются. Истинный класс – когда складывают один раз по вертикали, после чего готовую салфетку оставляют на спинке стула, так как это предполагает, что прием пищи есть процесс, а салфетка – инструмент. Став взрослыми, мы, братья Бассеты, превратили «тест на салфетку» в официальный конкурс, выставляя от одного до пяти баллов за то, насколько назойливо ведут себя официанты, совершая те или иные действия с ней, удается ли им выполнить что положено до того, как вы вернетесь, или они вообще меняют салфетку на новую, считая, что первая уже испачкана. Тест оказался на удивление надежным. Немного нашлось таких ресторанов, которые набирали в нем четыре или пять баллов и в которых невкусно кормили.

Сегодня мы пошли в новое местечко под названием «Камера высоко подвешенных туш» возле Смитфилдского мясного рынка. В меню – основательные порции отличного мяса безо всяких генетических модифицикаций и приготовленного по классическим рецептам. Декоршик рубщиков мороженых туш: голые кирпичные стены, посыпанные песком полы, элегантные голые лампочки – в Лондоне начала Двадцать первого века подобный сдержанный минимализм обходится в сто тридцать фунтов на двоих. В качестве ваз здесь стояли на столах выскобленные от мозга и закупоренные с одного конца говяжьи кости с одним красным тюльпаном. Хлеб подавали в краниальной впадине перевернутого вверх ногами бараньего черепа, который покачивался взад-вперед на хребтообразном выступе. «Камера высоко подвешенных туш» своего подхода не стеснялась.

Когда мы сделали заказ, Люк сказал:

– Мне звонила Линн.

Свирепо выпятив нижнюю губу, я произнес, по-гангстерски растягивая гласные:

– Крутишь с моей девчонкой?

Он усмехнулся.

– Ну разумеется. Но по юношескому безрассудству сам проговорился о звонке.

– Элементарная ошибка.

– Вот уж точно. В следующий раз буду умнее.

– Она знает, что у тебя проблема с размером… – Я кивнул на его пах.

Он расширил глаза.

– Да, она боится, что не вместит меня целиком.

Я с отвращением отшатнулся.

– Ох ты, вот уж спасибо, Люк. Какая восхитительная картина.

Он почесал шею сзади и отвел глаза, посмотрев куда-то мне за плечо.

– Собственно говоря, она считает, что ты рехнулся.

– Да? И как же?

– Ну, вообще, знаешь ли. Она встревожена.

Я цапнул из бараньего черепа ломоть хлеба с толстой коркой.

– Не волнуйся.

– Я-то не волнуюсь. Я всегда считал, что ты никчемный, антисоциальный мерзавец. Но Линн, сам понимаешь…

– Что она сказала?

Люк пожал плечами.

– Что у тебя крутой припадок извинений. Просишь прошения у всех напропалую. У шеф-поваров, у учителей, у мусорщиков. Она сказала, ты выкопал даже Венди Коулмен. Это правда?

Жуя хлеб, я кивнул.

– Приятно было ее повидать.

– Она запустила руку тебе в…

– Перестань, Люк. Пора наконец повзрослеть.

Он закатил глаза, и я тут же пожалел, что так выразился. Но Люк только деланно понурился и саркастически сказал:

– О, извини, мой старший брат.

Мы немного помолчали, придавленные чрезмерным багажом братских отношений.

А потом:

– Она все еще, ну, сам знаешь, крупная деваха?

– Не обратил внимания, – солгал я. – Это не имеет значения. Я не за тем к ней ходил.

Он раздраженно вздохнул.

– Тогда зачем же?

– Чтобы привести в порядок стопы.

– Э?…

– Она ортопед.

– Толстая Венди – ортопед?

– У каждого свое призвание.