Когда убивают футбол: игра по-русски - Марк Фурман

— Лазерным лучом до ста двадцати метров берет, — не без гордости сообщил Тропников. — Я уже имел дело с этой чудо-аппаратурой. Надо только сфокусировать нужного товарища и нажать вот эту зеленую кнопочку. Тут в прошлом месяце разрабатывали одну группу угонщиков, так почти все разговоры, даже при работающем двигателе удалось расслышать.

— Дай-то бог, Виктор, и нам чем-то поживиться, — Корначев устало откинулся на спинку кресла. — Плотный сегодня получился денек, а еще не вечер.

В столпотворении у офиса «Арбата» толком ничего нельзя было разглядеть: мелькали разные лица, слышались отрывки разговоров, отдельные фразы. Кто-то собирался ехать на кладбище, кто-то нет. Были и такие, что собирались лишь на поминки. Пока зеленая кнопка не срабатывала. Однако, едва рядом с Пшеничным, Сакуленко или Родиным появлялся незнакомец, Тропников просил эксперта-криминалиста взять его в фокус и сфотографировать на всякий случай.

На кладбище людей подъехало значительно меньше, но все же собралась изрядная толпа. Опять замелькали знакомые лица. Где-то, среди плотно стоявших людей, удалось разглядеть Лебедянского. Рядом стоял высокий парень в бело-красных шапочке и шарфе.

— Вот и литератор пожаловал! — воскликнул Корначев. — При выносе его не было. Возьми-ка профессора в кадр, Виктор. Давайте поставим пока крупную сеть, попробуем зафиксировать все контакты Родина, Сакуленко, Лебедянского. Думаю, это может пригодиться.

Между тем, закурив сигарету, Лебедянский что-то сказал парню и начал выбираться из толпы. С помощью зеленой кнопки, озвучившей его фразы, они услышали:

— Я, Валя, отойду на пару слов к Пшеничному. Надо его… — Последовала пауза, во время которой Лев Романович произнес что-то неразборчиво, а затем в конце разговора прозвучали слова: — Вечером ты, как всегда, будь при деле, а утром перезвони мне домой.

Как раз в это время, сразу после Родина, краткую скорбную речь у могилы произнес президент ВФА. Затем, отойдя в сторону и уступив место капитану команды Андрею Туманову, он приблизился к Лебедянскому. Пока, стоя спиной к камере, они о чем-то говорили, супервидеоустройство не улавливало разговора. Но, едва обратились лицом к могиле, отчетливо прозвучало несколько фраз:

— Значит, Лев, договорились. На неделю сними до особого распоряжения людей с объектов, пока уходим на каникулы.

— Есть, Серафим Викторович, несколько неотложных вопросов.

— Здесь не место для делового разговора, слишком много ушей и глаз. Я, Лева, отыщу тебя до моего отъезда в Цюрих.

Последние слова Пшеничного заглушили звуки траурного реквиема Моцарта. Гроб с телом Ницковой начали опускать в могилу.

После церемонии похорон, сказав несколько утешительных слов близким Ницковой, Пшеничный подошел к Родину, с облегчением закурил сигарету.

— К сожалению, Вячеслав, я не смогу поехать на поминки. Есть срочные дела. Утром звонили из администрации Президента, а вечером должен позвонить Блаттер.

Родин пожал плечами:

— Дело личное, но твоего отсутствия могут не понять. Учти, что из мэрии и правительства обещали подъехать.

— Черт, — с досадой сказал Пшеничный, — ну, что мне разорваться, что ли? Сделай одолжение, произнеси от моего имени несколько слов. Будут проблемы, звони.

Сев в серебристого цвета «Ауди», подаренную ему руководством ФИФА, Пшеничный выехал за кладбищенскую ограду и, включив синий маячок, нажал педаль газа. В салоне зазвучала негромкая музыка.

События последних дней, подобно снежной лавине, накатывались непредсказуемо, с калейдоскопической быстротой. Хронические неудачные выступления сборной — виноват он, Пшеничный. Сбои в игре «Арбата» и откровенно слабые матчи на международном уровне — опять его вина. Неурядицы с финансами у большинства команд Высшей лиги, проблемы с телевидением — вновь, козел отпущения он, президент ВФА.

И все же, кое-что удалось сделать. Пусть в ознобе, как у лихорадящего больного, бьется пульс чемпионата России, с вечными, как мир вопросами судейства и договорными матчами, но финансовые вливания в ведущую команду страны должны сделать свое дело, разогреть, раскрутить, разогнать чемпионат. Родин, правда, нервничает: команда не тянет, со сборной вопросы… А это убийство Ницковой так не кстати. Гробанули бы ее в феврале, глядишь, не торопясь и разгребли бы эту кучу дерьма. Так нет, в самый разгар сезона, когда и без того забот полон рот. Одна надежда, что деньги, как всегда, могут все поправить. Только их никогда не бывает достаточно. А бабу жалко, с ней удавалось проводить довольно рискованные комбинации, и всегда можно было быть уверенным, что не продаст, хотя на чем основывалась эта уверенность, он сказать бы не смог. Не продаст, и все, хотя и оторва, и пробы ставить негде. Но ее интерес всегда был понятен, с ней можно было договориться. Иногда она даже брала на себя Родина, поскольку Пшеничному не обо всем было удобно разговаривать с ним напрямую.

Выехав на Смоленскую площадь, он притормозил, заметив еще издали у газетного киоска мощную фигуру Линькова. Сев рядом с Пшеничным, налоговый начальник подождал, пока громоздкая «Ауди» развернется в нужном направлении. Президент ВФА вопросительно взглянул на соседа:

— Ну, и как наши дела, Эдуард Брониславович?

— Пришлось попотеть, Викторович, но кажется все в ажуре. Включи-ка на всякий случай музычку…

И по мере того, как Линьков, скупо, но энергично жестикулируя, что-то говорил ему, напряженное лицо Серафима Викторовича, преображаясь на глазах, расплылось в довольной улыбке.

— Поздравляю, Эдик! Это, как в шахматах, твой самый удачный ход. Сбросил ты груз с моей души, теперь самое время заняться футбольной рутиной. Но прежде давай-ка оттянемся вечерком у меня на даче, попаримся, утречком порыбачим и сходим на завтрашний футбол.

— Я уж попарился на одной дачке, с меня хватит. Теперь объяснения в письменном виде даю. Бог с ней, с дачкой, еще погуляем, — заметил он, выходя из машины.

Человек, сидящий в белом «Фольксвагене», остановившемся в двадцати метрах позади машины Пшеничного, достал сотовый телефон и что-то стал говорить в трубку, сопровождая взглядом уходящего Линькова.

Перед похоронами Ницковой президент «Арбата» провел бессонную ночь. Он вздремнул каких-нибудь пару часов, потом — кладбище, поминки. И везде ему, в качестве первого лица клуба, приходилось что-то говорить. Стопка доброго коньяка из охотничьей фляжки на какое-то время подбадривала, после чего вновь наступало ощущение разбитости и усталости.

Мысли Родина возвращались к событиям более чем двухлетней давности, когда Екатерина Борисовна по его предложению перешла на работу в «Арбат». К тому времени, узнав, что Валентин Сакуленко, которому он во всем доверял, затеял грязную игру с деньгами клуба, Родин решил одним махом сместить его с поста генерального директора «Арбата».