Волшебная реликвия - Михаил Костин

Комендант тяжело усмехнулся:

– Он вам нужен.

– Нет! Никогда!

– Вы сами не знаете, насколько он вам нужен. Вы еще полюбите его.

– Нет! Долой! Все равно скинем!

– Смиритесь, несчастные! Этот великий человек поставлен здесь на века!

Площадь мрачно затихла.

«Века… века… века…» – разнесло эхо.

– Палач, продолжай свое справедливое дело! – громко и четко сказал военный комендант.

«Эло… елло…» – повторило эхо.

Избитого паренька с окровавленной спиной солдаты поволокли с помоста вниз. Один из младших палачей, человек с кривым носом и такой же кривой улыбкой, подал знак стражнику с алебардой и стал приближаться к осужденному, стоящему с края. Им оказался Валик. «Ва-ва», – произнес Валик, поняв, что наступает его очередь. Зубы его сами собой застучали. Арик ткнул его связанными руками в бок, что означало «Держись!». Но Валик неожиданно повел себя иначе. Как только его втолкнули на помост, он отпихнул стражника, стоящего сзади, и резко выставил вперед связанные руки, на которые наткнулся младший палач с кривым носом. Воспользовавшись его замешательством, Валик побежал. Тот кинулся следом, споткнулся о лежащий топор и растянулся на помосте во весь рост. На площади грохнул смех, раздалось улюлюканье. Упавший палач резво вскочил на ноги, отряхнул свой зеленый кафтан с красными отворотами, натянул на лоб сползший капюшон, кивнул своему товарищу, и они вдвоем кинулись за беглецом. Валик тем временем добежал до противоположного края помоста, глянул вниз, где торчали алебарды стражников, и остановился у черной статуи Правителя. Там он на секунду застыл, не зная, что делать дальше. Ясно было одно – ему совершенно не хочется ложиться под кнут палача. Это было зрелище – голова Валика, парня весьма рослого, доходила только до колена мраморного идола. Оба младших палача, пригнувшись, широко расставив руки и противно ухмыляясь, приближались к беглецу.

– А-а! – громко заревел Валик и от отчаяния изо всех сил двумя руками ударил статую по черному голенищу сапога. Мраморный гигант в первое мгновение не отреагировал. Но уже в следующее мгновение раздался сухой громкий треск, почти выстрел, статуя покачнулась, застыла, словно задумалась на миг, а затем, описав головой гигантскую дугу, рухнула, издав тяжелое уханье и подняв столб пыли. Площадь оцепенела. Пыль потихоньку оседала. Комендант не верил своим глазам. Растерялись и вражеские солдаты, особенно те, которые чуть не были погребены под мраморными обломками. С суеверным ужасом смотрели они на силача, одним ударом сокрушившего каменного гиганта.

Валик и сам был потрясен. Осыпанный белой мраморной крошкой с ног до головы, он был похож на стройного языческого бога. Давид рядом с поверженным Голиафом. Но площадь не заметила его растерянности. Перед нею стоял герой.

– Ура нашему силачу! – пронзительно крикнул высокий женский голос.

– Ура герою! Ура! Долой! – нестройно зазвучало в толпе.

– Бей захватчиков! – раздался вопль.

На этот раз он прозвучал убедительно.

На секунду наступила тишина, затем разом взревела тысяча глоток и, казалось, задрожала земля.

Очнувшийся Валик нагнулся и стал шарить связанными руками в мраморной пыли. И вскоре его пальцы нащупали спрятанный накануне нож. Кто-то толкнул его в спину. Он затравленно оглянулся и увидел бешеные от восторга глаза Арика.

– Кинжалы! Где тут наши кинжалы? – срывая голос, шептал Арик.

– Режь веревку! Быстрее! – раздался голос Галика, протягивающего связанные руки.

Долго уговаривать Валика не пришлось. Удар ножа, второй – и веревка слетела у Галика с запястий. Он нашел свой кинжал и быстро перерезал веревки на руках у друзей. Они выпрямились и огляделись.

На площади творилось что-то невообразимое.

Трещали выстрелы из пистолетов. Из окон домов высунулись стволы ружей. После каждого выстрела вылетало белое облачко дыма. Постепенно дым заволакивал площадь. Горожане размахивали ножами, а иные даже шпагами. Вся площадь напоминала пришедшую в движение огромную театральную сцену. Отсюда, с помоста, все это выглядело совсем не страшно. Скорее как-то весело и возбуждающе. «Не зря говорят – театр военных действий», – мелькнуло в голове у Арика.

Но солдат противника почти уже не было видно. В страхе они бежали, побросав алебарды, фузеи и шпаги. Многие, не зная, куда бежать, сдавались в плен. Тех же, кому удалось добраться до городских ворот, задерживали отряды городской самообороны.

Из тюрьмы выпустили пленников. Ребята кинулись искать своего командира. Тяжелая дверь из почерневшего дерева, железная решетка. Где он? Где? Еще одна мрачная дверь! А где ключ?

– А вот ключи, охранники побросали.

– Какой же? Погоди… Этот… Нет, вот этот. Кажется, подходит.

Заскрипел ржавый замок. Из холодной камеры вышел сержант.

– Дядько! Вы ли это? – закричал Галик.

– Я это, я. – Сержант улыбнулся распухшими губами. – Ловкие, черти!

Помощника коменданта посадили в тот самый подвал, в котором еще недавно грустили Арик, Галик и Валик. Вооруженные горожане бегали по всему городу и искали коменданта. Но худой и суровый комендант Нозано бесследно исчез.

Валик, в возбужденных глазах которого возник на секунду образ высокого мрачного человека в плаще, преследовал его, схватив по дороге кем-то брошенную шпагу. Он добежал до цитадели, небольшой крепости в самом центре Ламы, промчался по переходам и галереям замка в южной части цитадели, потом по проходам, где стальные решетки перегораживали путь. Кое-где были выломаны прутья, в других местах решетчатые двери были просто открыты. На одном из поворотов он почти догнал человека в плаще. Но в последнюю секунду шпага Валика провалилась в пустоту. Валик с изумлением смотрел на узкий коридор, заканчивающийся глухим каменным мешком. Куда делась фигура в плаще? Провалилась в тайный люк? Или нечистая сила помогла?

Когда растерянный Валик, волоча ставшую ненужной шпагу, вышел на освещенную факелами площадь, толпа встретила его приветственным гулом.

На следующий день срочно созванный городской совет свободной Ламы, заседающий в парадной зале ратуши, среди прочих неотложных дел выдвинул неожиданную идею – вместо свергнутой статуи завоевателя поставить на ее месте фигуру героя, своим мощным ударом положившего начало освобождению города. Несколько именитых граждан Ламы уже выпытывали у Валика его полное имя и детали его славной биографии.

– Валентин Силован, – запинаясь, ответил Валик, сам удивившийся звучанию своей фамилии. Но больше он ничего не сказал.

Три скульптора вызвались лепить юного героя – два могучих бородатых старика в фартуках и юноша в бархатной курточке с длинным носом и вертлявой шеей. Не дожидаясь решения конкурсной комиссии, они ходили вокруг смущенного Валика с картонками и угольными карандашами и пытались делать первые наброски.