Дочери аптекаря Кима - Пак Кённи

— Свет очей моих, дитятко мое, надежда сердца моего и дыхание мое… — пела она и плакала.

— Матушка, не надо так. Я еще вам рожу, другого ребеночка. Не надо плакать… — так утешала свекровь добросердечная Бунси.

Через два месяца Сон умерла. Единственное, что она сказала перед смертью:

— Никогда не будет потомков у тех, кто отравился мышьяком…

29 августа 1910 года был обнародован позорный для Кореи договор о присоединении к Японии[27]. Этим договором был положен конец бурной и печальной истории Кореи. В этот день Сонсу исполнилось 32 года.

Сонсу не проявил ни малейшей реакции на столь колоссальное для страны событие. Когда его двоюродный брат Джунгу с налитыми кровью от гнева и обиды глазами с криком вбежал в дом, Сонсу встретил его гробовым молчанием.

Во время этого хаоса неожиданно вернулся Джи Соквон. На этот раз он оказался в войсках, сражавшихся за независимость Кореи.

Стояла осень. Ветви хурмы клонились к земле от тяжести плодов.

— О! Кого я вижу! — Бунси открыла двери комнаты и попыталась выйти навстречу. Но Соквон в замешательстве попятился назад. В его руках был сверток из детского одеяла.

— Ах, да это же младенчик!

Соквон сконфуженно шмыгнул носом.

— Ну, садитесь же. Вот здесь. Рассказывайте, чей это ребенок? — пригласила сесть Бунси.

Соквон, помешкав, положил завернутого в одеяло ребенка рядом с Бунси, которая тут же стала его разглядывать.

— Грудной же еще совсем? Откуда он?

Соквон снова замялся:

— Да вот родился… — невнятно проговорил он.

— К‑как это? Значит, это твой ребенок?

— Да. Видимо, боги совсем из ума выжили. Куда я с ним на старости лет?

Бунси опешила. Она ошеломленно переводила взгляд то на сморщенное личико сосущего свои губки младенца, то на лицо Соквона.

— Судьба жестока… Где бы можно остаться ему?

— А где мать-то?

— Если узнаете, разве от этого что-нибудь изменится? — тяжело вздохнул Соквон. Ему шел пятидесятый год пустой бессмысленной жизни. — Умерла она. Нет ее.

— Ох… — вздохнула Бунси.

— Лучше б было ему родиться собакой в доме у какого-нибудь богача.

— Разве это человек решает? Сын, что ли?

— А какая разница, сын или дочь? Не вовремя и не на своем месте он родился.

Ребенок все это время сосал свой кулачок и вдруг, сморщившись, как старичок,

бессильно заплакал.

— Наверное, он голоден.

— Со вчерашней ночи он ничего не ел, кроме пары ложек медовой воды. — На глаза Соквона накатились слезы.

— Ай-гу!.. Бедный младенчик! — Бунси взяла ребенка на руки. Соквон сидел, роняя тяжелые слезы на свои колени.

— Посиди, пока я покормлю его своим молоком.

— Спа-спасибо, госпожа… — всхлипнул Соквон. Бунси вошла в комнату и дала ребенку грудь. После смерти сына она родила двух девочек.

— Го-госпожа! — позвал снаружи Соквон.

— Да, говори, я слушаю.

Соквон молчал.

— Говори же, что ты хотел?

— Не знаю, как вам сказать, но… Смилуйтесь, госпожа! Пока у вас есть молоко… не могли бы вы кормить его? А потом я приду и заберу его.

— Мог бы и не говорить, я тоже так подумала, но мне надо сначала посоветоваться с мужем. Ты же меня понимаешь, Соквон?

— Да-да, ко-конечно…

Голодный младенец жадно сосал грудь. Смотря на ребенка, Бунси одновременно испытывала чувство умиротворения и жалости. Когда ребенок наелся, она дала ему соску. Взяла его на руки и вышла во двор, но Джи Соквона нигде не было.

— Куда он пропал? — Сначала она подумала, что, может, Соквон вышел по нужде, но, сколько бы Бунси ни ждала, Соквон так и не появился.

— Ынён! — подозвала она девушку служанку.

— Да, госпожа…

— Не видела ли ты Джи Соквона?

— Он только что ушел.

— Как ушел?!

— Да, только что.

Больше ничего не оставалось, как оставить ребенка у себя.

— Бедный, жаль его, бедолагу.

— Это ребенок дядьки Соквона? Хи-хи-хи… — засмеялась служанка, с любопытством разглядывая ребенка.

Три месяца о Джи Соквоне не было никаких вестей. Потом кто-то сообщил, что его нашли мертвым на побережье острова Юкджи. Незадолго до этого жители деревни видели его поздно ночью бродившим по берегу моря. Сельчане в тот день на этом же побережье нашли мертвую косулю, которую загрызли голодные псы. Было ли это совпадением или нет, но на следующее утро между скал обнаружили труп Соквона.

— И у Соквона горькая судьба… — досадовала Бунси, цокая языком. Несчастная была озабочена, как теперь нести то бремя, которое на нее неожиданно свалилось. Пока она сидела в размышлениях, пришла, опираясь на палку, сильно постаревшая за последнее время мать Джунгу, тетка Бонхи.

— Тетушка, что случилось? Проходите скорее, — Бунси выбежала из комнаты, чтобы помочь ей подняться в дом.

— Слышала, что Джи Соквон помер? — невнятно вымолвила беззубым ртом старуха.

— Да, слышала.

— Хм-м… Ребенок-то как?

— Буду воспитывать.

— А знаешь ли, что это ребенок шаманки?

— Ребенок шаманки?!

— Да, шаманки из Миудже. Она умерла при родах, и Соквон взял ребенка к себе.

Бунси нахмурилась.

— Конечно, жаль Соквона и его ребенка, я бы тоже была не прочь воспитать дитя… Но говорят, что ребенок шамана может принести много горя… — старуха Бонхи была весьма озабочена.

— Что же делать-то? Может…

— А что муж говорит?

— Ничего.

— Делать нечего. Соквон достаточно настрадался при жизни. Видимо, он уже предчувствовал свой близкий конец, вот и решил завести ребенка.

Прошло двадцать лет после заключения договора о присоединении Кореи к Японии.

Но и ночами, когда маяки с островов зажигали свои огни, жизнь в порту Тонёна не утихала. Суда продолжали заходить в порт и выходить, издавая протяжные гудки, вызывающие в сердцах отплывающих в дальние края путешественников щемящее чувство ностальгии.