Черные ястребы - Кирилл Казанцев

Тем временем, пока двое его сотрудников препирались, Мартин Лукаш внимательно осматривал решетку, за которой просматривалась вожделенная свобода. Точнее, все его внимание было сконцентрировано не на самих прутьях, а на навесном замке.

«Обычный, подобные у нас раньше на сараях в деревне висели. Помнится, как-то в детстве мой отец, забыв ключ, то ли гвоздем, то ли маминой заколкой такой открыл. Вот только давно это было, смутно помню. – Лукаш напрягся, пытаясь мысленно телепортироваться в свои детские годы. – Нет-нет, не гвоздем. Маминой заколкой. Она еще ругалась, что он ее сломал. Вот только как ему это удалось? – задумался руководитель метеорологической группы. – Ладно, не важно. Главное – попробовать, а там видно будет».

Лукаш авторитетно, взмахом руки, остановил своих препирающихся сотрудников.

– Пан Водичка, – обратился он к нему, – вы с Франтишкой больше всего общались.

– Так, – недоверчиво кивнул тот, опасаясь, что и профессор сейчас заведет разговор о его не до конца сложившихся отношениях с Сагнер и о его фетишистских наклонностях.

– Она тебе ничего не давала на сохранение? Ну, скажем, там щипчики, салфетки влажные, зеркальце? Мол, пускай временно у тебя побудут, а то мне положить некуда.

– Что вы, профессор! Она же, кроме майки, кофточки да джинсов с узкими карманами, из одежды с собой ничего такого в экспедицию и не взяла. Куда там влезут все женские принадлежности? – притворно удивился Водичка. – Это у меня отделения в походной жилетке вместительные. – И он похлопал себя по нагрудным карманам коричневой жилетки.

– Дай-ка мне все то, что она тебе дала, – настойчиво потребовал профессор.

– Ничего она мне не давала, я уже сказал.

– Хорошо, – профессор поморщился. – В другой ситуации я бы с тобой согласился, но только не сейчас. Выворачивай карманы, фетишист.

Водичка вздохнул, не стал возражать и принялся доставать из карманов всякие безделушки, тайно украденные у Франтишки. На матрас легли брелок с медвежонком, стеклянный пузырек ароматического масла и дешевенькая заколка в форме бабочки. Последнюю Лукаш тут же схватил в руку и принялся рассматривать – так, словно видел впервые.

– Кончик остренький, а главное, длинненький. Поломаться не должен, – заговорщицки шептал он, вертя в пальцах китайскую безделушку, которую можно купить в каждом газетном киоске.

Водичка и Карл, забыв прежние обиды, переглянулись: мол, что это со «стариком», что у него с головой случилось на почве последних событий?

– Коллеги, забудем разногласия, – пафосно заявил профессор, глядя на решетку. – У меня есть одна неплохая идея, для реализации которой понадобится и ваше участие…

В окнах домика, сложенного насухо из каменных плит, вечерний ветер колыхал выцветшие занавески. Где-то совсем неподалеку в кроне дерева кукушка завела свое бесконечное «ку-ку». Казим сидел посреди помещения, поглядывал то на закопченные балки стропил над своей головой, то на Франтишку Сагнер. Девушка убиралась в доме усердно, словно именно ей, а не боевикам предстояло тут жить. Спортивная, привыкшая к долгим пешим переходам в горах, она легко сгибалась, без напряжения доставая влажной тряпкой пол, при этом ноги ее оставались прямыми. Молодой кавказец в такие моменты, немного стыдясь своего интереса, зыркал на то, как джинсы туго обтягивают женские бедра, как проступают формы тела.

– А ты не пялься, – произнесла Франтишка, даже не глянув на него.

Казим лишь кашлянул, но взгляда не отвел. Тогда Сагнер сменила позу, присела на корточки и, плотно сдвинув колени, принялась выгребать влажной тряпкой пыль из-под стола.

– Даже теперь пялишься, – с укором произнесла молодая чешка. – И на что ты смотришь? Ты что, раньше женщин в брюках не видал?

– Видал, но наши так не ходят, – отстраненно произнес кавказец, поглаживая приклад автомата; он волновался, а потому и не знал, чем занять руки.

Франтишка прополоскала тряпку в ведре и энергичнее взялась тереть пол.

– Расселся посреди дома… Не видишь, я тут мою. – Влажная тряпка легонько хлестнула по туристическим ботинкам Казима.

Сагнер специально говорила властно, так, как сказала бы боевику его мать или сестра, займись она уборкой в доме. Знакомая Казиму ситуация и интонация сработали. Кавказец поднялся и отодвинул табурет. Теперь ему приходилось отступать к двери перед мелькавшей у его ног тряпкой. Так Казим отошел к самой двери. Франтишка, сидевшая на корточках, подняла голову.

– Воды свежей принеси, еще раз все протереть надо. – Она придвинула к своему тюремщику ведро с грязной водой, в которой плавали щепки, горелые спички и пожелтевшие листья.

Казим не стал спорить. Ему и самому нравилось, что в доме стало чище, нравилось, что он может рассматривать пленницу во время работы. Он подхватил ведро, вышел за дверь, опустил в пазы массивную щеколду и даже подергал ручку, после чего пошел вдоль дома, задержался возле решетки, отгораживающей пленных мужчин-метеорологов. Чехи, как показалось ему, вели себя мирно, дремали, сидя на матрасе. Профессор сонно открыл глаза и выпрямил ноги. Удовлетворенный тем, что пленники уже смирились со своей участью, Казим выплеснул грязную воду в кусты и пошел набирать свежую, при этом напевал себе под нос что-то протяжное и гнусавое.

Франтишка, оставшись одна, тут же забыла об уборке. Она мгновенно бросилась к давно присмотренной ею металлической линейке, лежавшей на пыльной полке. Девушка сжала ее в руке и подбежала к двери, прислушалась к удаляющемуся пению кавказца. Кончик линейки скользнул в щель между дверью и коробкой. Но сколько Сагнер ни пыталась сдвинуть металлической полоской щеколду, ничего у нее не получалось. Вот если бы дверь запиралась на крючок, тогда бы другое дело – его можно было поднять. А тут толстый дубовый брус лишь немного ходил по направляющим.

– Черт, черт. Неужели все так плохо? – бормотала Франтишка, в отчаянии сгибая металлическую линейку.

И тут среди газет, лежавших на столе, что-то щелкнуло-затрещало, а затем отозвалось искаженным маломощным динамиком голосом главаря банды «Черных ястребов».

– Казим, ты меня слышишь? – наступила пауза. – Да ответь же. Б… не слышит. – Следующие слова уже предназначались явно не Казиму, а кому-то, кто стоял с говорившим рядом. – Так что это получается, я его рацию со стола взял, а свою потерял, что ли? Казим! Не слышит, б… – Вновь что-то щелкнуло, и голос Руслана исчез.

Франтишка взволнованно дышала. В руках у нее была уже бесполезная согнутая металлическая линейка. Сагнер разгребла газеты на столе и обнаружила под ними небольшую рацию, откуда только что прозвучал голос Руслана. Рация, конечно, не мобильник, но все же надежда дать миру знать о своем плене.

Франтишка торопливо засунула трубку в нагрудный карман и решительно посмотрела на дверь.

– Сейчас или никогда, – проговорила она тихо.

Казим особо не спешил возвращаться. Время, проведенное в одном помещении с Франтишкой, ее вкрадчивый голос, соблазнительные формы, легко угадывающиеся под облегающими джинсами, действовали на молодого кавказца тлетворно. Он уже чувствовал, что еще немного – и не выдержит, начнет приставать к пленнице. А главарь за это по голове не погладит. Руслан всегда четко и однозначно разделял бизнес и личное. Если бабу взяли в качестве заложницы, то именно как с заложницей с ней должны и обходиться.