Царствие благодати - Йорген Брекке

— Хорошо, — сказал Джонс. — Мы же вплотную займемся семьей. Рейнольдс и Паттерсон узнают, где проживает вся эта компания, выходят на связь с ближайшими полицейскими участками и готовятся немного попутешествовать. Стоун, ты занимаешься тем, что у нас есть тут, на месте. Присмотрись повнимательнее к народу в музее. Узнай все возможное об этом кусочке кожи. Лаубах, прежде чем мы закончим, кратко отчитайся, что выяснили твои люди.

— Пока мы занимаемся сбором материала. Убийство произошло на довольно большой площади, чтобы все прочесать, нужно время. В кабинете Бонда найдены отпечатки пальцев трех человек, но я могу поспорить на все свои игорные деньги, что они принадлежат секретарю, уборщице и самому Бонду. Хотя результаты тестов пока не готовы.

Фелиция незаметно улыбнулась. Как-то раз она была с Лаубахом на ипподроме «Колониал Даунз» неподалеку от Ричмонда и потому знала: на скачки Лаубах тратит хоть и не всю зарплату, но довольно много. Лаубах продолжал:

— Кроме этого, множество отпечатков снято с мраморного бюста Эдгара По — самые преданные поклонники считают его своего рода реликвией, — но ни одного целого отпечатка там нет, и, честно говоря, я сильно сомневаюсь, что хотя бы один из них принадлежит убийце. Думаю, убийца работал очень аккуратно.

— Почему ты говоришь о преступнике в мужском роде? Ты не допускаешь, что это могла быть женщина? — вдруг озарило Фелицию.

— Ну, чисто технически это не исключается. Убийца не обязательно был незаурядным силачом. После того как он — и я продолжаю говорить «он» — нанес первый удар, Бонд оказался выведен из строя и не мог оказать особенного сопротивления. И все-таки это убийство совсем не мышьяк в чае, как бывает, когда за дело берется женщина.

— Нет, тут насилия через край. Это мужчина, — вмешался Паттерсон.

Фелиция не нашлась что возразить.

— Возвращаясь к отчету. Обнаружена масса улик органического происхождения: кровь и другие биологические жидкости, — есть с чем работать. Мы приступили к анализу, но результаты еще не готовы. Предполагаю, большая часть принадлежит жертве. Рапорт получите, когда у нас будет больше материала, — заключил Лаубах.

— Не забудь книгу, — напомнила Фелиция.

— Книгу?

— Если есть кусочек кожи с книжного корешка, отправленный на экспертизу, значит, должна быть книга, на корешке которой этого кусочка не хватает.

— Убийственная логика, — улыбнулся Лаубах. — Тогда мы ее найдем.

Ричмонд, сентябрь 2010 года

Следственное подразделение полиции Ричмонда располагалось в массивном каменном здании цементно-серого цвета. Фелиции Стоун часто казалось, что, попадая туда, она теряет свои мыслительные способности. Сейчас она стояла на служебной парковке, на другой стороне Джефферсон-стрит, и размышляла, не может ли этот каменный гроб быть творением городских преступников, которые придумали его, чтобы запереть всех следователей и сделать их вялыми и сонными. Прислонившись к полицейской машине, она в первый раз после новогоднего вечера жадно курила сигарету, а на необъятной поверхности серой стены прямо напротив нее висела огромная металлическая голова. Она принадлежала мужчине в полицейской фуражке. Вниз по центру фуражки шла светло-синяя полоса. Она спускалась на лицо и делила его на две половины, проходя по носу, губам и подбородку. Архитекторы, словно в напоминание, что здание должно унижать полицейских и мешать им работать, оставили железному полицейскому две большие дыры на месте глаз. Под скульптурой была маленькая дверь, которая вела в помещения, занимаемые городскими следователями. Фелиция как-то назвала их карцерами слепых детективов. Шутку оценил только Лаубах. Остальные почти инстинктивно гордились своим рабочим местом и обижались каждый раз, когда она язвительно о нем отзывалась. Поэтому теперь Фелиция это название вслух больше не произносила.

Она бросила сигарету — на вкус та оказалась противнее, чем Фелиция надеялась, но все-таки терпимой. От тошноты, правда, курение не помогало. От нее, как опасалась Фелиция, было только одно средство. То, которое она пробовала один раз тем проклятым летом после окончания школы и которое с тех пор никогда не позволяло ей о себе забыть, забыть о вечном соблазне бегства от тревоги и тошноты. Фелиция Стоун села в служебную машину, к которой только что прислонялась. «Впрочем, есть еще один способ справиться с тревогой, — подумала она. — Распутать это чертово дело». Разгадка точно произвела бы на нее целительный эффект.

Фелиция повернула направо, к Уэст-Грейс-стрит, и стала размышлять о серийных убийцах. Вернее, о том, почему она все время думает о серийных убийцах. Во время того курса подготовки в Вашингтоне, на который она и записалась-то, чтобы отдохнуть от работы, преподаватель однажды сказал кое-что, крепко запавшее ей в память. В детстве будущий серийный убийца может мочиться в постель, мучить животных или заниматься поджигательством. Но все это вовсе не обязательно. Не все маньяки были трудными детьми или страдали от какого-нибудь рода насилия. На самом деле у всех серийных убийц есть только одна общая черта: богатая фантазия. В детстве они придумывают себе дивный волшебный мир, куда можно спрятаться, когда реальность против тебя. Этот волшебный мир постепенно превращается в мрачное и печальное место, где царят насилие, унижение и дьявольские козни. Но оно остается местом, в котором будущий серийный убийца — царь и Бог. Когда такой ребенок пытается осуществить свои фантазии, он превращается в серийного убийцу, а его мечты — в кровавые преступления.

Следующее высказывание преподавателя она помнила почти дословно: «Думаю, серийные убийцы как раз потому так притягивают киношников и писателей, что и те и другие пользуются одним и тем же алгоритмом. Поступки серийных убийц — это грубое воплощение их сладких вымыслов». Опираясь именно на эти слова, она и связывала уникальное убийство, которое они расследуют, с мрачным миром серийных убийц. В этом преступлении было что-то ненастоящее, словно его сочинили, как стихотворение.

Через несколько кварталов она повернула направо, а затем, на круговой развязке у памятника Роберту Эдварду Ли, еще раз направо и поехала от центра города по Моньюмент-авеню. Эта улица ей нравилась. Она напоминала, что в былые времена город Ричмонд кое-что значил для Соединенных Штатов.

Секретаря Музея Эдгара Аллана По звали Меган Прайс. Загородный адрес на Кентербери-роуд у «Виндзор фармз» недвусмысленно указывал, что в ее распоряжении находится не только зарплата музейного работника. Очевидно, ее муж — адвокат или врач, который зарабатывает за двоих, а на работу в музее она смотрит как на хорошую альтернативу благотворительному волонтерству. Фелиция приближалась к «Виндзор фармз» по улице Лафайет. Другие, наверное, выбрали бы Малверн-авеню, но она никогда не делала этого, разве что ей нужно было именно туда. Она старалась не проезжать лишний раз мимо дома, в котором ее жизнь однажды разделилась на «до» и «после».

Фелиция не стала по телефону предупреждать Меган Прайс о своем визите. Когда расследуешь убийство, не стоит давать людям время собраться с мыслями. Стоун рассчитывала, что госпожа Прайс выполняет распоряжение Рейнольдса, убедительно просившего всех сотрудников музея разъехаться по домам и ждать, когда полиция свяжется с ними. Разумеется, речь не шла о том, что полиция выйдет на связь моментально, поэтому раньше или позже большинство из них вернутся к нормальной повседневной жизни и отправятся из дому по своим делам. Но информация о том, как долго человек выжидал, прежде чем заняться своими делами, и какими именно занялся, устав ждать, пока что-нибудь произойдет, может навести полицию на новый след, если повезет.