Под маской, или Сила женщины - Луиза Мэй Олкотт

Дальше расспрашивать я побоялась. Я ее очень люблю, хочу, чтобы она была счастлива, но как этого добиться, не знаю. Ты можешь что-то предложить?

— Я как раз и собирался: сделай так, чтобы она почаще разделяла с нами компанию, Неда ведь больше нет. Конечно, ей тоскливо сидеть в одиночестве. По себе знаю. А она барышня занимательная, да и музицирование ее мне по душе. Маме на пользу, когда вечера проходят оживленно, так что ты уж постарайся на благо семьи.

— Отличный совет, я ей не раз это предлагала, но все мои планы портит Люсия. Она боится, что ты последуешь примеру Неда — глупость какая!

— Люсия — она… Не буду говорить «дура», потому что, если захочет, она проявляет отменное здравомыслие, но ты лучше поговори с маман. Тогда Люсии придется покориться, — рассердился Джеральд.

— Попробую, но Джин же по вечерам ходит читать дядюшке, а с тех пор, как у него разыгралась подагра, задерживается допоздна, я ее по вечерам почти не вижу. А, вон она. Мне кажется, старого она очарует так же сильно, как и малого, — она так о нем заботится.

Ковентри взглянул на стройную черную фигурку, выскользнувшую в главные ворота, и его вдруг захлестнуло неприятное предчувствие, порожденное брошенными вскользь словами Беллы. Он зашагал прочь, а потом, уклонившись от кузины, которая, судя по всему, его искала, повернул к Холлу, сказав себе: «Я сейчас разберусь, что там происходит. Такое и раньше бывало. Дядюшка у нас простая душа, и если у этой девицы на него виды, она живо его окрутит».

Тут его нагнал слуга и вручил письмо — Джеральд засунул конверт в карман, даже не взглянув. Добравшись до Холла, он бесшумно подкрался к дядюшкиному кабинету. Дверь была приоткрыта, а за ней он увидел сцену, полную спокойствия и уюта, крайне приятную для глаз. Сэр Джон сидел в кресле, одна нога его лежала на подушечке. Одет он был с обычным тщанием и, несмотря на подагру, оставался привлекательным, хорошо сохранившимся пожилым джентльменом. Он слушал и улыбался, не сводя благожелательного взора с Джин Мюир, которая сидела рядом и читала вслух своим музыкальным голосом, а свет солнца растекался по ее блестящим волосам и покрытым нежным румянцем щекам. Читала она умело, однако Ковентри показалось, что мысли ее далеко, ибо, когда она прервала чтение, сэр Джон заговорил, и оказалось, что в глазах ее застыло отсутствующее выражение, и она тут же опустила голову на руку с видом усталого терпения.

Бедняжка! Я к ней несправедлив, нет у нее никаких видов на старика, она развлекает его из чистой добросердечности. Она устала. Нужно ее освободить. И Ковентри вошел, даже не постучав.

Сэр Джон приветствовал его с вежливой покорностью судьбе, а на лице у мисс Мюир ничего не отразилось.

— Матушка передает привет. Как вы нынче, сэр?

— Недурно, вот только скучаю и хотел попросить тебя вечером привести барышень — позабавить старика. Миссис Кинг вытащила старинные костюмы и безделушки, я обещал отдать их Белле, так что давайте нынче вечером повеселимся, как это бывало до отъезда Неда.

— Хорошо, сэр, я их приведу. Мы после отъезда братишки тоже захандрили, так что развлечься не повредит. Вы вернетесь со мной, мисс Мюир? — спросил Ковентри.

— Нет, пусть останется здесь — нальет мне чаю и поможет все подготовить. Чтения на сегодня довольно, моя дорогая, идите посмотрите на картины или что там еще вам нравится, — предложил сэр Джон.

Она повиновалась с видом послушной дочери, похоже, ей очень хотелось выйти из комнаты.

— Просто очаровательная девушка, Джеральд, — начал сэр Джон, как только мисс Мюир вышла. — Меня она чрезвычайно интересует, причем как она сама, так и ее мать.

— Ее мать! А что вам известно про ее мать? — с удивлением спросил Ковентри.

— Матерью ее была леди Грейс Ховард, которая двадцать лет назад сбежала с бедным шотландским священником. Родня от нее отреклась и после пребывала в полном неведении относительно ее жизни и смерти, известно лишь, что оставила в каком-то французском пансиончике маленькую дочь. Это она и есть, чрезвычайно достойная девушка. Я удивлен, что ты не знал.

— Я и сам удивлен, но она вообще не любит говорить о себе. Девушка странная, гордячка. Дочь леди Ховард! Ну и ну, вот это открытие!

Ковентри ощутил, что эти сведения сильно подогрели его интерес к гувернантке сестры, ибо, как и все высокородные англичане, он ценил знатность и благородство крови куда сильнее, чем сам готов был признать.

— Жизнь бедняжке выпала тяжелая, но она очень стойкая и справится с любыми обстоятельствами, — одобрительно произнес сэр Джон.

— А Нед знал об этом? — вдруг осведомился Джеральд.

— Нет, она только вчера мне все рассказала. Я открыл «Справочник пэров» и случайно заговорил о Ховардах. Она забылась на миг и сказала, что леди Грейс была ее матерью. А потом уже поведала мне всю свою историю — бедняжка очень одинока и ценит внимание к себе.

— Теперь понятно, почему она отвергла Сидни и Неда: знает, что она им ровня, но не пользуется титулом, который принадлежит ей по праву. Нет, она не своекорыстна и не тщеславна.

— Что-что ты сказал? — переспросил сэр Джон, ибо Ковентри говорил тихо, как бы с самим собой.

— Интересно, знала ли об этом леди Сидни? — откликнулся Джеральд.

— Нет. Джин, по ее словам, не хотела, чтобы ее жалели, поэтому ничего леди Сидни не сказала. Сын, полагаю, знал, но это крайне деликатный момент, я не стал расспрашивать.

— Как только узнаю его адрес, сразу же ему напишу. Мы когда-то дружили так близко, что я могу себе позволить расспросить его о мисс Мюир и получить подтверждения того, что история ее правдива.

— Ты хочешь сказать, что сомневаешься в этом? — сердито осведомился сэр Джон.

— Простите меня, дядюшка, но должен признаться, что испытываю к сей юной особе инстинктивное недоверие. Убежден, что необоснованно, но избавиться от него не могу.

— Тогда сделай одолжение, не раздражай меня, высказывая его вслух. У меня достаточно и жизненного опыта, и прозорливости, и я отношусь к мисс Мюир с искренним уважением и с жалостью. А не эта ли твоя неприязнь причина того, что она в последнее время так грустна, а, Джеральд? — Сэр Джон с подозрением взглянул на племянника.

Чтобы отвести подступающую бурю, Ковентри отвернулся и поспешно произнес: