В ожидании Синдбада - Наталия Миронина

– Я уверен, что у людей, которые меня похитили, там связи – они слишком хорошо осведомлены, как идет следствие по делу отца…

– Что ты такое говоришь?!

– Ника, поверь, я знаю, о чем я говорю.

– Давайте спать. Завтра будем думать, что делать. – Мать поставила грязную посуду в раковину.

– Калерия Петровна, у меня к вам просьба. Хотя понимаю, что, может, она не по адресу. Но на всякий случай.

– Я слушаю тебя.

– Мне нужны деньги. Чтобы уехать, мне нужны деньги. У мамы их нет. Я точно знаю…

– Я отдам все, что у нас с Никой есть…

– Нет, нет, что вы, я не возьму… Понимаете, у нас есть одна вещь. Говорят, она стоит очень дорого. Вот если бы ее продать на барахолке? Там есть знающие люди, они сразу поймут ценность. Я не могу продавать – меня сразу узнают. Может, вы отнесете? Я вам точно говорю, никто не знает, что она у нас дома была. Эту вещь не опознают как вещь Бестужевых. В этом смысле вам ничего не грозит.

Калерия Петровна задумалась.

– Что это за вещь?

– Картина. Она у нас лет сто. В буквальном смысле. И никогда не висела на стене. Родители ее хранили в секретере. Она небольшая.

– А что это за картина?

– Маленькая такая, там изображена ткацкая мастерская, где стоит станок, за ним мастер. Вокруг на полу лежит рулонами золотая ткань. Типа парчи. Знаете, это голландский художник. Очень старый. Отец говорил, что этот художник учился у Вермеера.

– Говоришь, там изображен ткацкий станок?

– Старинный. И мастер. И сама ткань. Она очень красивая – золотая, словно освещенная солнцем.

– Да, голландцы любили так рисовать. А имя художника ты помнишь?

– Нет, но оно написано на обороте картины. Вернее, отец наклеил маленькую бумажечку с именем. А так подпись художника есть.

– Давайте спать. А завтра все обсудим. Егор, ты должен выспаться, а потому выкидывай из головы все и засыпай.

– Меня не надо уговаривать, за неделю это первая ночь в постели.

– Вот и отлично. Ника уберет все утром. Идем спать.

Ника проснулась от жары. Плотные шторы не давали проникнуть солнечным лучам, но воздух в комнате нагрелся. Окна по-прежнему были закрыты. Ника осторожно, чтобы не разбудить мать, перевернулась на другой бок. Повернувшись, она поняла, что ее предосторожность напрасна – Калерия Петровна уже ушла. Ника посмотрела на часы и ойкнула – близился полдень. «Похоже, на школу мы плюнули!» – пробормотала она про себя, и тут на глаза ей попалась записка: «Ника, я тебя не будила. Сегодня надо побыть дома. Покорми Егора, погладь его одежду. С работы приду пораньше. Не открывай дверь незнакомым». Чуть ниже уже совсем торопливым почерком приписка: «Будь благоразумна». Ника предпочла не задумываться, что имела в виду ее мать, когда писала это. Ника приняла душ, оделась и пошла на кухню.

Судя по тишине в доме, Егор еще спал. Ника, стараясь не шуметь, помыла посуду и принялась готовить обед, машинально повторяя заученные действия – чистила картошку, резала капусту и морковку. Ника понимала, что живут они во времена сложные и люди, к которым ты еще вчера относился хорошо, сегодня могут тебя неприятно удивить. Впрочем, так было всегда. Но сейчас, оказывается, речь идет о жизни и о смерти. Вот чего не учел и не смог понять, в силу своей несокрушимой порядочности, Бестужев-старший. Она, Ника, как раз это понимает, но она не знает, что делать. Что сейчас им всем делать? Ника на мгновение замерла – она вдруг осознала, что жизнь разделилась на «до» и «после». Это как раз то, о чем они с матерью разговаривали, утешая себя, что рано или поздно все как-то уладится. «Не уладится, – спокойно и твердо произнесла вслух Ника, – не уладится. И не надо себя обманывать».

– Это кто тут разговаривает сам с собой? – В кухню зашел Егор.

– Господи, – Ника вздрогнула, – как ты меня напугал.

Она шутливо ткнула его в бок.

– Ну, не сильнее, чем вчера ночью, – сказал Егор, – извини, я не хотел. Я вообще не хотел к вам приходить, но понимаешь, я не знал, куда бежать. А ведь они меня точно искать будут. Думаю, уже ищут.

– Егор, – Ника отложила нож, вытерла руки о салфетку и обняла его, – Егор, как же я волновалась! Ты не представляешь, как я боялась за тебя. И такие мысли в голову лезли…

– И оказалось, что от истины эти мысли не так далеки. Более нелепой ситуации и представить невозможно.

– Нет, – улыбнулась Ника, – я думала, ты мне изменил. Сбежал от меня. И только сейчас я понимаю, какая идиотка была. Представляешь, такое случилось… Петр Николаевич… А я думаю всякие глупости!

– Перестань, это нормально. Нормально волноваться о таких вещах.

– Да. Я даже не знала, что думать!

– Но я здесь, – Егор прижал ее к себе, – я здесь и очень ругаю себя за это. Я так боюсь вам навредить.

– Глупости. Ты же знаешь мою маму?! Она так все устроит, что никто не догадается ни о чем. – Ника говорила и старалась сама себе верить.

– Да, Калерия Петровна просто молодчина. И все же, Ника, я хочу уехать, прямо сейчас.

– А куда ты поедешь в таком виде? В отцовских штанах? И, потом, ты хочешь на глазах соседей выйти из нашего дома? Посреди бела дня? Ничего лучшего ты придумать не мог.

– Черт, но как же быть?!

– Так, как сказала мама. Ждем вечера. Я вот сейчас обед приготовлю, потом поглажу тебе одежду. Потом позанимаюсь, а ты… Ты отдохни и подумай! Подумай, что будешь делать, куда поедешь, к кому обратишься! Для тебя сейчас самое главное составить план, без него можно и не высовываться из дома!

Довольная своей убедительной речью, она налила ему чай и положила овсяную кашу.

– Вот, чтобы силенок хватало. Как в детском саду говорили.

Егор улыбнулся.

– Ника, я тебя люблю. Очень люблю. Мы говорили с тобой об этом давно. И ты знаешь, что я не вру. Но я хочу сказать это сейчас – я люблю тебя. И как бы дальше все ни сложилось, ты должна быть уверенной в этом. И еще. Ты не обязана…

– Что я не обязана? – Ника резко повернулась к Егору.

– Я не буду это произносить вслух. Но ты должна знать. Одним словом, ведь может так случиться, что…

– Слушай, помолчи, – Ника посмотрела на Егора, – мне и так страшно. А ты еще завел этот разговор. Считай, я все услышала и поняла. Ешь, остынет.

Егор сел за стол, Ника вышла из кухни. Когда она вернулась, она увидела, сидящего спиной Егора. Худая спина в отцовской рубахе, коротко стриженный светлый затылок, сильная шея. Все это было так странно – вроде бы знакомый, а вроде бы и чужой человек сидит на кухне. У нее сжалось сердце. Показалось, что она упускает что-то из своей жизни. Даже не она упускает, жизнь отбирает у нее. Ника на мгновение остановилась, потом тихо подошла и обняла Егора.