Владыка морей Ч. 2 - Дмитрий Чайка

командир роты княжеских егерей, и срать я хотел на ваши обычаи. Мне нужна Улрике, жена Брунриха, и ее дочь Леутхайд. Они свидетели по важному делу. Я клянусь Мораной, воплощением высшей справедливости, что ей не причинят вреда и наградят, если ее сведения окажутся важными. Коли она сама захочет, то ее привезут назад с почетом. Я все равно ее найду, даже если мне придется построить вас всех в затылок и начать резать пальцы, пока кто-нибудь не заговорит. Ну, вы покажете мне ее добром, или мне уже нужно сжечь этот свинарник?

— Я Улрике, господин, — рослая женщина вышла вперед, раздвинув толпу. — Не нужно никого мучить, и не нужно ничего жечь. В этой жизни и так слишком много крови и слез. Я слышала вашу клятву, и я верю вам. Я поеду, куда скажете, и моя дочь тоже.

— Прошу тебя, почтенная Улрике! — Волк радостно ощерился, показав дыру на месте выбитого зуба, и махнул рукой. Вперед вывели двух оседланных коней. — Мы доберемся до Братиславы за три недели. Вас с дочерью там уже ждут с нетерпением.

* * *

Разговор был долгим, до того долгим, что Улрике безумно устала. Ей казалось, что этот крепкий старик вывернул ее наизнанку. Он задавал ей вопросы то об одном, то о другом, спрашивая похожие вещи в разное время и разными словами. Она рассказала ему про тот день, вспомнив его по минутам. Она рассказала ему всю свою жизнь до этого дня и после. Хотя… Разве это жизнь? Наконец, разговор был закончен, и боярин сказал ей.

— Ты очень помогла мне, Улрике. Тебя отведут на подворье церкви. Там о тебе позаботятся.

— Спасибо, господин, — смущенно сказала Улрике. — Если можно, не отправляйте меня назад… Лучше здесь дайте службу какую. Я на все согласна, только не туда…

Не к нему…, — последнее она только подумала, не произнеся вслух свою постыдную тайну. Нелегко ей давался хлеб и кров для дочери.

— Как скажешь, почтенная, — серьезно кивнул Горан, и Улрике бросило в краску. Он все понял, но обратился к ней как к свободной германской женщине, защищенной обычаем! Он все понял, но не показал виду. — Я подыщу тебе хорошее место. Сначала поработаешь за еду и кров, а потом мы подберем тебе что-нибудь поприличнее.

Улрике поклонилась и пошла к выходу.

— Да! — услышала она голос боярина. — Ты говорила, что не видела тела своего сына. Так может быть, он жив и просто попал в рабство? Не теряй надежды, женщина! В жизни иногда случается чудо!

— О чем вы говорите, добрый господин? — побледнела Улрике, которая до боли сжала ладонь дочери. Та поморщилась и вырвала руку.

— Ты христианка или веруешь в старых богов? — спросил Горан.

— Крещена, — покраснела Улрике. — Но и богине Фрее тоже приношу жертвы.

— Тогда сходи завтра на капище, помолись Богине, — сказал Горан. — И попроси благословения у княгини Людмилы. Она завтра там будет.

— У княгини? — широко раскрыла глаза Улрике. — Думаете, это поможет?

— Я слышал, что многим помогает, — пожал могучими плечами Горан. — Завтра там от баб беременных не протолкнуться будет. Кого она коснется, рожают легко. Люди так говорят.

— Я пойду! — с безумной надеждой в глазах посмотрела на него женщина. — Я буду всю ночь молиться! Вдруг Богиня вернет мне моего мальчика!

— Что это сейчас было, отец? — требовательно посмотрел на боярина Волк, когда женщина и ее дочь ушли. — Чего мы с этой бабой возимся? Мы тысячи людей опросили, пока ее нашли. Я задницу седлом до костей стер, и люди мои тоже. Я послушал сейчас, о чем ты говорил с ней. Это же чушь собачья, а не дело!

— У тебя допуска нет, — гордо отвернулся Горан. — Не положено тебе об этом деле знать. Слишком уж важное оно, не по чину тебе! Тебе сказали найти, ну так найди и лишних вопросов не задавай.

— А на капище ты ее на кой отправил? — Волк совсем запутался.

— Да потому что я знаю, где ее сын, — не выдержал Горан. — И сама она баба пригожая, лицом чистая, и с понятиями. Я не зря ее тут допрашивал. Подходит она. Теперь понял?

— И теперь не понял, — честно признался Волк.

— Вот потому-то ты до сих пор сын боярский, — с сожалением ответил Горан. — Тебе бы только глотки резать да деревни жечь. А тут дело наиважнейшее! Это тебе не хорватского князя и его семейку поганую извести. Тут ошибиться никак нельзя!

Горан уставил вверх указательный палец и торжественно продолжил.

— Заказ у меня! Из дворца! Служанка самой княгине Людмиле требуется. И не абы какая, а чтобы верная была, как собака. Чтобы как Ада была у княгини Марии. А где я ей такую найду? Людишки-то вокруг все больше дрянь! За медный грош мать родную продадут! Ну, вот я два этих дела и совместил. И поручение князя выполнил, и хорошую служанку княгине нашел. Туго ты все-таки соображаешь, сын. Учишь вас, учишь, ну хоть бы что из той науки в голову зашло!

А потом Горан со вкусом повторил фразу, которую не раз слышал от самого князя. Она ему ужасно нравилась, потому как вводила слушателей в священный трепет своей глубочайшей мудростью.

— Учитесь, олухи, работать в режиме многозадачности!

Глава 28

12 декабря 639 года. Окрестности городка Ринокурра (современный эль-Ариш, Египет).

— Ну, теперь-то ты готов взять в руки письмо халифа, Амр ибн-аль Ас?

Гонец смотрел недобро, понимая всю глупость своего положения, но сделать ничего не мог. Хитрый старик всеми возможными способами уклонялся от получения письма. Он заявил, что откроет его позже, когда остановится на ночлег. Ведь читать послание повелителя правоверных на ходу — это ужасное неуважение. И вот прямо сейчас Амр ибн аль-Ас протянул руку и прижал с благоговением свиток ко лбу и к сердцу, а потом поцеловал печать. Ни один, даже самый большой злопыхатель не обвинит его в недостаточном почтении к халифу Умару ибн аль-Хаттабу и его воле. Все приличия были свято соблюдены.

— Если ты еще не перешел границу Египта, то немедля вернись назад. Такова воля повелителя правоверных, — закончил читать письмо Амр и торжествующе посмотрел на гонца. — Вот видишь, я уже в Египте, а значит, халиф не запрещал мне эту войну. Ты можешь ехать назад.

— Я говорил с ним, — настойчиво произнес гонец. — Он считает, что эта война губительна для нашего дела. Наследник Святослав готов к ней. А то, что мы стоим у руин египетского городка, еще ничего не значит. Они сами сожгли его, чтобы укрепить