Жизнь и смерть Джими Хендрикса. Биография самого эксцентричного рок-гитариста от легендарного Мика Уолла - Мик Уолл

Типичное поведение. Поскольку они сами не являются музыкантами, это обычно либо секс, либо наркотики.

– Да, именно.

Ты говоришь о том, что видела сотни маленьких пакетиков с белым порошком…

– Ну, я не думаю, что их было несколько сотен, и они не были маленькими. Это были большие пакеты! Думаю, что дело было в том, что большие пакеты затем были расфасованы на пакеты поменьше. Он был крупный дилер, да. Вот почему у него был пистолет. Все это было в чемодане. И там были только большие пакеты – ну, наверное, шесть на четыре дюйма. Так что это стоило много денег. Да.

К 1969 году на смену кислоте и траве пришли кокс и героин. Ты их видела у Джими и его окружения?

– Думаю, это был кокаин. Но не… не героин. Кокаин. И да, думаю, что это было только начало. На самом деле он добрался до Англии только в 1972-м или 1973-м. Так что это было типичное американское развлечение. Вероятно, в Англии и раньше был кокаин, просто я никогда с ним не сталкивалась. Я не сталкивалась ни с героином, ни с кокаином до тех пор, пока его не начала принимать Энджи.

В книге есть сцена, где ты описываешь, как отправилась в отель Londonderry на Парк-лейн, чтобы спасти Энджи и еще одну твою подругу. И ты нашла Джими в постели, он дрожал, горячий и бледный. Ты намекаешь в книге, что, возможно, это была своего рода ломка, через которую он проходил. Как ты думаешь, он уже тогда сидел на героине?

– Трудно сказать наверняка, потому что я ничего не видела, кроме почти пустой бутылки «Джека Дэниелса». На дне оставалось еще немного. И он принял эти таблетки, которые все принимали при простуде (чтобы облегчить симптомы боли, озноба и лихорадки). Теперь они под запретом. Это могло быть из-за таблеток, побочные эффекты были похожи на ломку. Так что я действительно не знаю (о героине). Ничего подобного я не видела. Там не было ничего, кроме виски, никакого порошка или чего-то еще.

Я спросила: «В чем дело?» Он ответил: «Ах, у меня ужасная простуда. Я принял несколько таблеток». «Ну, здесь очень жарко», – сказала я. Работает обогреватель, солнце светит сквозь занавески. Я имею в виду, что в комнате было тепло, и это был не холодный день. Поэтому я выключила обогреватель, но ему было холодно. У него могла быть лихорадка… Возможно, грипп. Сейчас сложно говорить о том, что это было как-то связано с наркотиками. Не забывай, когда они делали вскрытие, они не нашли никаких следов чего-либо подобного.

Каким он был в конце? Чес ушел. Майк Джеффри помешан на деньгах. Ты больше не с ним. У него не было никакого равновесного влияния.

– Да, он был несчастлив. Он был расстроен и никак не мог найти выход из этой ситуации. Рядом с ним не было никого, на кого можно было бы положиться, кто бы присматривал за ним. Он был окружен людьми, которые в основном хотели заполучить его частичку, понимаешь? Не для того, чтобы быть рядом с ним, а для того, чтобы… не знаю, для чего. Надеялись, что часть его славы повлияет и на них. Никого из них не было рядом, чтобы помочь решить его… проблемы. Все это в сочетании с его детством и всем прочим…

Думаешь, ему было одиноко?

– Да. Да. У него не было настоящих друзей. Ни одного из этих людей нельзя было назвать настоящим другом.

Похоже, в его жизни было очень мало настоящих друзей. Он жил, как ты в детстве, переезжая с места на место. Он пошел в армию, чтобы сбежать от отца. Вел довольно суровую жизнь, играл в разных группах, слонялся по Нью-Йорку. Ты искренне заботилась о нем и он отвечал тебе тем же?

– Да, совершенно, верно. У нас была своя семейная жизнь. И это было очень весело! У нас было удобное место для жизни – очень удобное. Немного устаревшее по нынешним меркам, но в то время оно казалось очень большим. Нам готовили еду, завтраки, чай. Мы играли в игры. Мы слушали музыку. Обсуждали с Чесом планы на будущее. И я была там, наблюдая за тем, как они собирали группу и решали, будет ли это группа из пяти человек, или больше, или это будет что-то еще.

На обоих прослушиваниях, которые они делали с Митчем и Ноэлем, а также с Эйнсли Данбаром, был пианист, потому что Чес думал о более крупной группе. Я думаю, что только позже Чес понял, что ему не нужны все эти люди. Все, что ему было нужно, – это устойчивый бас, хороший барабанщик и Джими. Джими справится со всем. И так все и вышло. Вот тогда-то они и решили, что нужны только трое.

Это был первый раз в его жизни, когда он чувствовал себя в безопасности?

– Да. Это был дом, где ему было комфортно и безопасно, где есть все, что нужно. Ну, сначала у нас была только радиола, знаете, такой проигрыватель, деревянный ящик. (Смеется.) Как только мы переехали на Аппер Беркли-стрит, он собрал систему, с усилителем Leak и двумя 30-ваттными колонками, что для того времени было очень круто. У нас регулярно взрывались динамики, там внутри были бумажные мембраны. Если их слишком громко включали, то мембраны просто лопались. Я помню, как ехала в Бромли на такси, с этими колонками на полу машины, в мастерскую с просьбой починить их немедленно. Они такие: «Нет, тебе придется вернуться на следующей неделе». В те дни мысль о том, что у нас целую неделю не будет музыки, была просто ужасна! (Смеется.) Я заклинала их! Дорога туда и обратно на такси обошлась недешево. Но это было очень важно. В конце концов они меня запомнили. Я ездила туда раза четыре. И каждый раз одно и то же: «О, вот и снова она». Я с колонками на заднем сиденье такси. «Вы можете их починить?» Их чинят, а я жду. По-моему, Джими ездил туда всего один раз. В основном я занималась этим, пока он репетировал или еще что-то делал. В те первые два года это был наш обычный образ жизни.

Как ты думаешь, тебе удавалось удержать его от безрассудства в эти первые два года?

– Да. Определенно.

Но тебе стало с ним тяжело, когда он начал злоупотреблять кислотой.

– Да. Во-первых, я не знала, что он ее употребляет. Он принимал кислоту, но это было не в 1966 году. Это было в конце 1967 года. А я и не знала, что он принимает. На самом деле, я даже не уверена, что он принимал. Но другие говорят, что так оно и было. Эрик Бердон, например, уверен. Как-то я выпила в баре напиток Эрика (который был приправлен кислотой). Но не знала об этом, потому что не почувствовала никакого привкуса. Просто скотч с колой. Мой коктейль закончился, и, вместо того чтобы ждать – они были на сцене, – я подумала, что выпью его, а потом закажу еще. В следующий момент – минут через пятнадцать – я не понимала, что со мной происходит. Все кружилось, и мне было очень плохо. Помню, как вышла на улицу, прошла мимо входа, села на ступеньки, ведущие в клуб, и сказал Энджи, которая пришла за мной: «Я не очень хорошо себя чувствую. Не знаю, в чем дело».

Никто не подозревал, что это был ЛСД, пока Эрик не признался. Поэтому я отправилась в больницу Святого Георгия в Тутинге и рассказала им о том, что произошло. Они в основном говорили: «Ну, придется просто подождать. Это скоро пройдет». (Смеется.) Но мне нужно было оставаться в больнице, пока все не завершилось. Это заняло несколько часов. Скажу тебе, это было ужасно. Я почти ничего об этом не помню, потому что была очень напугана. Я была в ужасе. Я совершенно не понимала, почему все движется и почему я чувствую себя так странно. У меня начались приступы паники, я не знала, что происходит.