Полным ходом. Эстетика и идеология скорости в культуре русского авангарда, 1910–1930 - Тим Харт

словно полуабстрактное полотно, содержит красочные, сюрреалистические формы и сложный набор меняющихся точек зрения на городской мир, что заставляет читателей адаптироваться к словесному эквиваленту незнакомого, быстро движущегося пейзажа[80].

Создавая сюрреалистическое впечатление скорости и подчеркивая антропоморфную сущность улиц и площади, Маяковский одновременно лишает городских жителей их человеческих качеств, изображая городские массы в виде животных. В третьей строфе толпа несется по улицам, словно кошка:

Толпа – пестрошерстая быстрая кошка —

плыла, изгибаясь, дверями влекома;

каждый хотел протащить хоть немножко

громаду из смеха отлитого кома.

«Быстрая» кошка (животное, к которому часто обращается Маяковский) олицетворяет пешеходов и их стремительное движение; колеблющиеся цвета, описанные в первых двух строфах, превратились в пестрый покров кошкоподобной толпы[81]. Во второй половине строфы в суматошный городской пейзаж проникают звуки смеха, а изображение бурлящей городской среды кажется все более запутанным. Местоименное прилагательное «каждый» как раз предполагает множество точек зрения и голосов в кошачьей толпе. На дезориентирующем фоне города раздается смех – Маяковский устанавливает подспудную связь между смехом и городским динамизмом, ассоциацию, которую впервые провел Боччони в картине 1911 года «Смех» («La risata»).

Полуабстрактное изображение ночной жизни города достигает своего апогея в заключительной строфе «Ночи». Устанавливая еще одну подвижную систему координат, Маяковский вводит лирического героя в первом лице, который выходит из толпы, чтобы предложить собственную точку зрения на искаженное городское окружение:

Я, чувствуя платья зовущие лапы,

в глаза им улыбку протиснул; пугая

ударами в жесть, хохотали арапы,

над лбом расцветивши крыло попугая.

Здесь герой (и читатель) Маяковского ощупью пробирается через дезориентирующее городское пространство. Смех из предыдущей строфы возвращается, как и яркие цвета, потому что хохочущие арапы вызывают образ попугая – метафору разноцветного украшения из перьев на женской шляпке. В этом финальном описании улицы темп города создает размытую картину меняющихся образов. Это размытие вынуждает читателя прыгать от одной строчки к другой, ничего или почти ничего не понимая вполне. Порядок слов и преобладание как бы не связанных между собой существительных воспроизводят быстрый поток городских впечатлений; чтобы различить их, читателю необходимо обнаружить грамматическую и семантическую логику неоднозначно сформулированных строчек[82]. Чтение этого стихотворения, с одной стороны, похоже на быстрое движение сквозь современный городской пейзаж, с другой – предполагает остановки, так как приходится медленно перечитывать строки, чтобы добраться до смысла произведения. Маяковский как будто колеблется между ускоренностью и замедленностью, чтобы подчеркнуть свой неоднозначный, осторожный взгляд на быстро движущийся город.

Еще более явно образ урбанистической скорости выступает в стихотворении Маяковского «В авто» (1913). Начав текст с мимолетного разговора между влюбленными («Какая очаровательная ночь!»), Маяковский показывает, как скорость города искажает не только опыт, но и общепринятый язык – и разговор между двумя людьми, и окружающая среда быстро распадаются:

Выговорили на тротуаре

«поч —

перекинулось на шины та»

Город вывернулся вдруг.

Пьяный на шляпы полез.

Вывески разинули испуг.

Выплевывали то «О» то «S».

[Маяковский 1955, 1: 58]

В этом сюрреалистическом смешении подслушанных звуков и проносящихся образов специфически городские слова распадаются на части: шины автомобиля, упомянутого в названии стихотворения, разбивают пополам слово «почта» на проносящемся уличном знаке. «Вдруг» сам город, сбитый с толку и «пьяный», как бы ускоряется. По-видимому, в ответ на угрожающую городскую среду и опасную скорость транспортного средства очеловеченные вывески магазинов «разинули» рты от испуга и «выплевывали» часть международного крика о помощи: S.O.S. Городской пейзаж нетерпелив и быстр, по крайней мере с точки зрения пассажира автомобиля, которую Маяковский использует в этом урбанистическом стихотворении. Однако к финалу «В авто» скорость заставляет город и его очеловеченные буквы обессилеть, и все вроде бы затихает: «город И робкий прилез» на гору, где обнаруживается, что «О» «обрюзгло», a «S» – «гадко покорное». На протяжении всего стихотворения «В авто» энергия города определяет его структуру: быстрое движение автомобиля и искажение зримой (и словесной) реальности вызывает разложение языка, синтаксиса и даже отдельных букв до уровня абстракции.

Как видно из «Ночи», «В авто» и других ранних футуристических стихов Маяковского, таких как «Утро» и «Уличное», поэт стремился поместить своих читателей в городской пейзаж, преобразованный скоростью[83]. Как отмечал Крученых в 1914 году, у Маяковского «дана не внешне описательная сторона, а внутренняя жизнь города, он не созерцается, а переживается (футуризм в разгаре!)» [Крученых 1914: 23]. Для Маяковского эстетика футуризма дала подходящие средства для передачи динамичного опыта и дезориентирующего движения города. Используя нетрадиционную игру слов, резкие тематические сдвиги и очеловеченные элементы городской жизни, Маяковский подтолкнул русский футуризм к вербальной форме абстракции. Хаотическая энергия в его стихах раскалывала слово, оживляя его и уводя от традиционного синтаксиса так, что это заставляло читателей, как с точки зрения идей, так и с точки зрения языка, по-новому воспринимать свой городской мир, в частности через активную точку зрения поэта-футуриста. А в абстрактном водовороте городской суеты и энергии именно поэт-футурист мог лучше всех противостоять быстро движущемуся городу.

Ускоряющийся поэт

Стихотворение «Странник Василий» (1914) Василия Каменского – это яркий автопортрет городского поэта. С помощью таких приемов, как быстрая аллитерация – «Я странный странник И Странник стран И Складу стихи» – и отсутствие знаков препинания, Каменский изображает себя как современного, быстро движущегося «странника» (хотя при этом и использует устаревшее существительное). Поэтическое альтер эго Каменского, русский вариант изысканного французского фланера – водитель автомобиля, олицетворяет динамизм современности, мчась с места на место:

Покатаемся на автомобиле

Заедем на аэродром

на аэроплане Я

опытный пилот

хотите я возьму вас лэди

пассажиркой

Полетим над городом вечерним

ровно в 6 часов

вздрогнут электрические фонари

О разве не волшебно

ощущать вихрь

Красоты

Внизу зажгут Костры

это будет знак нам

куда спланироватЬ

После полета

На авто в КафЭ

Оттуда в Цирк

Потом ВарьетЭ

А УТРОМ

буду вновь серьезен.

[Футуристы 1914: 29–30]

Лирический герой Каменского «странник Василий» переходит от одного современного занятия к другому и воспевает как город, так и «водоворот красоты», который расположен высоко над городом в небе. Поэт радуется своему активному участию в бурном волнении аэродрома, цирка и кабаре (Театр-варьете в Москве). Для Каменского, который на самом деле был выдающимся летчиком, современное