Когда проснется Марс - Вера Огнева

Может, за это Луций и не любил номеров. За бессилие, которое испытывал, когда их видел. Бессмысленность своих стараний, невозможность что-либо изменить.

Какой-то «фалько» попытался пролезть уровнем выше. Луций задрал нос челнока, мигнул проблесковым маячком, и «фалько» отступил, вернулся на свое место в полосе.

Луций затолкал в рот последний кусок сандвича и слизнул с пальца сладкий горчичный соус. Сложил обертку в аккуратный квадратик, сунул в щель мусоросборника на двери. Снова покосился на изображение с камер заднего вида. Теперь сзади все вели себя смирно, выстроились хромированной полосой.

В боковых камерах тоже было чисто. Радар почему-то сбоил: изображение на экране панели не пропадало, но точки кораблей то и дело исчезали. Словно над ними проводили большой ладонью. И снова. И еще раз.

Что за черт?

Луций попробовал перезагрузить, но это не помогло. Не везло ему с шаттлами, вечно доставались старые посудины. Лишь бы система не отключилась при посадке.

Он проплыл мимо модуля орбитальной станции «Сол» – экраны боковых камер показали край пустого стыковочного узла. Чтобы разглядеть станцию целиком, требовалось отлететь от Земли на приличное расстояние. Луций помнил, как она выглядела со стороны: три кольца со шлюзами на внешних сторонах, соединенные жилой осью. На «Соле» останавливались инопланетные, не приученные к земной гравитации. Летучая помойка на орбите, хуже нижних уровней Четвертой курии.

Под станцией зиял космос. Мигали звезды, другие станции и корабли. Яркие точки, будто черную простыню иглой прокололи. Ближе к сектору Первой курии кораблей было больше, целая флотилия. Странное скопление – матово-черные челноки лепились друг к другу без габаритных огней. Просто висели на коррекционных двигателях, видимо, ожидая разрешения на посадку. Должно быть, не имперцы – в Империи Луций таких машин не видел. Может, делегация откуда-нибудь.

Он зевнул, почесал отросшую щетину.

«24-780, подтвердите готовность к посадке», – прошуршало из динамиков над лобовым стеклом, когда корабль подошел к зоне ускорения.

Луций глянул на автопилот. Тот был в норме.

– Подтверждаю.

«Начинайте снижение».

Луций развернул шлем, отдал команду, и корабль нырнул с трассы. Когда он вошел в жиденькую оставшуюся атмосферу Земли, Луций закрыл глаза. Яркий свет выбелил веки, климат-контроль задул сильнее, вытесняя жар. Беззвучный хлопок, перепад давления, и включился режим торможения. Ночная курия перестала лететь навстречу с угрожающей скоростью. Нос прицелился на впереди идущий челнок.

В голове крутились варианты того, что делать дальше. Что сказать Бритве при встрече. Как заставить ее говорить, довериться ему? Её показания нужны всему Управлению, особенно после событий недельной давности.

Конечно, с этими показаниями она тоже отправится в крио. Но, может, есть способ обойти заморозку? Луций уставился на ночные огни курии, снова и снова перебирая Устав и уголовный кодекс Римской Империи. Должно же быть хоть что-то: поблажка за выслугу лет, за сотрудничество, за особо ценную помощь в важном расследовании…

Его оглушил дикий скрип. Некс взвыл высокими частотами, голову как дрелью просверлили. Луций заорал и принялся давить кнопки на ухе, все подряд. Голову наполнил жуткий треск, в ухе что-то хлопнуло, и по шее потекла теплая струйка крови. Системы челнока чихнули и отключились. Панели просто мигнули и умерли, в салоне потемнело. И все стихло – двигатели, писк датчиков, шум кондиционера.

Осталась тишина.

И быстро приближающаяся земля.

Мир за лобовым стеклом крутился, слился в желто-бурое пятно. Луций ударил по панели, провел ключ-картой по считывателю.

Глухо.

Исправная система посоветовала бы ему катапультироваться. Но она не была исправна. Она мертво молчала.

Уже стали видны верхушки небоскребов – светлые квадраты в шахматном порядке.

Луций затянул ремни, наспех проверил, застегнут ли костюм. Дернул рычаги эвакуации по обе стороны от себя. Купол кабины стрельнул в сторону, навалились шум и ветер, и Луция выдернуло вместе с креслом. Ускорение размазало его по сиденью, кожа на щеках лопнула от перепада давления.

Ещё толчок.

Кресло отцепилось и подбросило Луция в воздух. Раскрылся парашют – Луций не слышал хлопка, оглох еще в кабине. Стропы впились в плечи. Двигатели-доводчики не работали, и пришлось планировать на ветру.

Мимо стальным дождем неслись другие корабли. Внизу, где они приземлялись, расцветали взрывы. Один осколок зацепил плечо, и Луций задохнулся от боли. Мир кружился, полосы на парашюте кружились, кружилась голова…

И всё стихло.

Откуда-то слышен назойливый писк. Он пульсирует в такт биению сердца.

Пи-ип.

И снова.

Пи-ип.

Малая часто дышит. Это больно, но медленнее она не может – воздух густеет. Заканчивается.

Она открывает глаз.

Кругом все белое, яркое. Белые стены, по которым бегут непонятные символы. Белые тонкие пластины, которые нарезают комнату равными частями. По ним тоже бегут столбцы знаков. Под пальцами холодный камень, гладкий как стекло. Запястья и щиколотки притянуты к нему ремнями. Наверху кружат и слепят световые шары.

Над ней склоняется кудрявый юноша с ямочкой на остром подбородк, в черной форме с воротником-стойкой. Лицо незнакомое, а глаза будто принадлежат ей самой: светло-серые, почти прозрачные, чуть вытянутые к вискам. Он смотрит и улыбается.

Странно, но в его улыбке нет тепла.

– С возвращением, бел агии.

Легкий акцент. Имперский в исполнении незнакомца звучит плавно и тягуче. Каждое слово, как белый крем.

Малая хочет спросить, зачем нужна капсула, в которой она лежит? Что за корабль, и мимо какой системы они летят. Где она? Кто она? Но в горле клокочет хрип, будто крошки перекатываются, а язык высох и прилип к нёбу. На щиколотках и запястьях ремни. Они впиваются в кожу все сильнее.

Нужно сказать, чтобы их ослабили.

Нужно сказать.

Малая хрипит, вращает глазами. Кудрявый юноша над ней продолжает улыбаться. Его пухлые губы блестят, как помадой намазанные.

– Зовите меня Арий, – говорит он.

– Я – капитан этого корабля, – говорит он.

– Я могу вам чем-то помочь? – говорит он.

Да! ДА! Ослабить чертовы ремни!