Последняя жатва - Ким Лиггетт

– Почему? Назови мне хотя бы одну убедительную причину.

– Потому что… теперь все изменилось.

– Ты говоришь об Эли? Ей было дано строгое указание оставить тебя в покое и не иметь с тобой никаких дел. Все дети получили такое указание. Я полагал, что ты образумишься сам, но ты упрям, ты совсем такой же, каким был твой отец.

Интересно, не поэтому ли Эли все это время не разговаривала со мной? Может быть, потому-то она и была такой нервной, когда пришла ко мне вечером после проходившей в похоронном зале церемонии прощания с моим отцом – просто потому, что ей было запрещено приходить.

– Ты не скучаешь по американскому футболу? – Он устремляет взгляд куда-то вдаль, впав в сентиментальность. – Я бы отдал свое левое яичко, чтобы снова обрести возможность играть.

– Мои чувства на этот счет немного сложнее.

– Никто не винит тебя в том, что произошло во время последней игры. Ты просто делал свою работу. Это жестокий спорт. Спорт для настоящих мужчин.

Я смотрю, как он крутит на пальце свой перстень, и невольно начинаю гадать, а не затеял ли он все это только ради того, чтобы вновь вывести меня на поле… чтобы я добивался для Мидленда побед.

Я подумываю о том, чтобы попытаться объясниться, но такому человеку, как Йэн Нили, никогда не понять, что мне пришлось пережить. Целых двенадцать часов я не знал, выживет ли тот паренек, а если выживет, то выйдет ли когда-нибудь из комы. И со всем этим мне пришлось справляться самому. Без помощи друзей, без помощи семьи, без тренера, который говорил бы мне, что все образуется. Мне пришлось похоронить моего отца, смириться с тем, что я теперь глава семьи. Бросить американский футбол. Отказаться от всего, о чем я мечтал. От поступления в колледж. От Эли. И, вообще, теперь я уже совершенно другой человек.

– Просто кажется, что мне в Обществе уже не место.

– Как раз тебе в нем и место больше, чем кому-либо другому из тех, кого я знаю, сынок.

Хоть бы он перестал меня так называть. Сынок.

– Нравится тебе это или нет, но ты столп здешней общины. Общество охраны старины нуждается в тебе. Наш город нуждается в тебе. Перестань так упорно сопротивляться – только посмотри, куда это тебя привело.

Он наливает в бокалы еще бурбона, но я не пью свой. Отпечаток моей потной ладони еще долго остается на толстом стекле, когда я перестаю его сжимать.

– Я предлагаю тебе сделку. – Он залпом выпивает третью порцию. – Приходи в субботу вечером на Праздник урожая, приводи свою семью, стань членом совета, вернись в команду, и я никому об этом не скажу. Это будет наш с тобой маленький секрет. – У него начинает заплетаться язык. Этот разговор может перерасти в нечто очень паршивое и притом очень, очень быстро.

– Я подумаю об этом. – Я встаю, ожидая, что сейчас он скажет мне сесть опять и потребует ответа, но он меня отпускает. Пока.

– И да, Клэй, есть еще кое-что! – кричит он мне вслед. – Ты же знаешь, почему Эли крутит роман с моим сыном, верно? Знаешь, почему он стал квотербеком в школьной команде? Потому что и то, и другое он отобрал у тебя. Я предлагаю тебе возможность вернуть себе отобранное – причем сразу все.

Я выхожу из здания Общества охраны старины свободным человеком, но в голове у меня полный раздрай. Поверить не могу, что мистер Нили так говорил о своем сыне. Так говорил о моем отце. До меня доходили слухи, что отец шатался вокруг трейлера Уиггинсов, но я упрямо не хотел им верить. Не знаю, что это было: метамфетамин, шизофрения или что-то там еще, но факт остается фактом – он зарубил всех стельных коров в том хлеву… как фактом остается и то, что он был прекрасным отцом. Человеком он был сложным, и возможно, я так никогда и не узнаю, что именно с ним произошло, но теперь его нет, и мне надо решить для себя, как с этим жить. И как жить с самим собой… причем на моих собственных условиях.

Проезжая по главной улице, чтобы развернуться, я неожиданно для себя самого сворачиваю на Эш-стрит, улицу, ведущую в историческую часть города. Я уже много месяцев не позволял себе этого делать.

Я паркую машину под огромной магнолией за несколько домов до дома Эли, большого белого особняка с черными ставнями, построенного в колониальном стиле. Ее комната – последняя слева. Интересно, по-прежнему ли наши с ней инициалы остаются на ножке ее кровати с балдахином, где мы их когда-то вырезали? Интересно, думает ли она еще обо мне?

Завтра мне придется иметь дело с последствиями произошедшего сегодня: слухами, любопытными взглядами. Не думаю, что мистер Нили что-то скажет, во всяком случае, пока, но миссис Илай – самая большая сплетница во всем городе. Но это не имеет значения. Сейчас мне хочется одного – быть рядом с Эли. Мне надо знать, что с ней все хорошо. Я чувствую, что стоит мне увидеть ее лицо – и я пойму, что делать.

И, быть может, наконец смогу заставить себя перестать думать о ней и оставить ее в прошлом. Как и все остальное.

* * *

Я так долго не сводил глаз с парадной двери Эли, что мне кажется, я уже никогда не смогу двигать глазными яблоками. Я почти не замечаю, что уже наступило утро, когда на дуговую подъездную дорогу ее дома заезжает Тайлер. Его машина украшена длинными развевающимися черно-красными лентами, а на окнах краской выведены слова: «№ 6 НИЛИ» и «КВОТЕРБЕК». Должно быть, у него побывали отвязные девушки-танцовщицы из группы поддержки нашей школьной команды. А я совсем забыл, что сегодня вечером будет самый первый домашний матч после долгого турне нашей команды по другим городам.

Эли пружинистой походкой выходит из парадной двери, одетая в свою форму девушки из группы поддержки, ее длинные блестящие волосы завязаны в конский хвост. У меня перехватывает дыхание. Она выглядит отдохнувшей, беззаботной, ее ясные карие глаза блестят от радостного волнения.

Я усмехаюсь своим мыслям, как сумасшедший, коим я и являюсь. Я больной. Все, я окончательно потерял рассудок. Навоображал себе целую жуткую историю, будто бы произошедшую в хлеву для искусственного осеменения и содержания стельных коров. Конечно же, ничего этого не было и я все это просто себе навоображал.

Тайлер даже не выходит из машины, чтобы открыть перед Эли дверь, для этого он слишком занят – любуется своим отражением в зеркале заднего вида. Как только она садится в машину, он выезжает на улицу. Придурок.

Секунду мне кажется, что Эли меня видит. Я сразу же горблюсь, но она так быстро отводит взгляд, что я не могу определить, видела она меня или нет.

Я жду пару минут и только потом трогаюсь с места. Я мог бы просидеть перед ее домом всю ночь, но я не собираюсь играть роль навязчивого ухажера.

Чем ближе я подъезжаю к школе, тем тяжелее становится груз, давящий на мои плечи. Должно быть, миссис Илай уже обзвонила половину нашего округа. Насколько я понимаю, у меня есть два варианта действий. Я могу либо проигнорировать все случившееся, сделать вид, что ничего этого просто не было, либо я могу повести себя, как Дейл – обратить все в шутку и рассказать всем, что я напился в хлам и ничего не соображал. Именно так поступил Дейл, когда его мать разместила в Интернете видео, на котором он вихляет бедрами в такт песне Майли Сайрус.