Талибан. Ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии - Ахмед Рашид

Тимуриды были первыми, кто сочетал степную культуру кочевников-тюрков с утонченностью оседлых персов, привозя мастеров из Персии, Индии и Средней Азии для постройки сотен величественных памятников. Шахрух и Гоухар-шад превратили Герат в одну большую строительную площадку, сооружая мечети, медресе, общественные бани, библиотеки и дворцы. Базары Герата давали лучшие ковры, ювелирные украшения, оружие, доспехи и изразцы. Бехзад, которого считают лучшим персидским миниатюристом всех времен, работал при дворе. «В Герате, если ты вытянешь ногу, то наверняка заденешь поэта», — сказал Алишер Навои, премьер-министр у Шахруха[32], бывший также поэтом и писателем.[33] Навои, погребенный в Герате, считается национальным поэтом в современном Узбекистане и отцом литературного тюркского языка, так как он первый стал писать стихи на тюркском, а не на персидском. Персидский поэт Джами также жил при дворе и похоронен в Герате, а сын Шахруха Улугбек был астрономом, чья обсерватория в Самарканде наблюдала за движением звезд. Его календарь и звездные таблицы, напечатанные в 1665 году Оксфордским университетом, до сих пор поражают своей точностью.

В 1417 году Гоухар-шад, сама построившая десятки мечетей, завершила строительство величественного комплекса на окраине города, который включал в себя мечеть, медресе и ее собственную усыпальницу. Увенчанная голубым куполом усыпальница, чьи стены покрыты персидскими голубыми изразцами, украшенными цветочными мотивами, до сих пор считается одним из величайших образцов исламской архитектуры во всем мире. Увидев ее в 1937 году, Р. Байрон назвал ее «самым прекрасным примером цвета в архитектуре, когда-либо созданным человеком во славу Божию и свою собственную».[34] Когда Гоухар-шад умерла в возрасте 80 лет, построив более 300 зданий в Афганистане, Персии и Средней Азии, на ее могиле было написано просто «Новая Билкис». Билкис в переводе означает — царица Савская.[35] Большая часть комплекса была разрушена англичанами в 1885 году, а Советы заминировали этот район, чтобы он не достался моджахедам.

Когда Советы бомбили Герат в 1979 году, они причинили ему больше вреда, чем монголы. «Герат — самый разрушенный и начиненный наибольшим количеством мин город в сегодняшнем мире, но мы ни от кого не получаем помощи», — говорил мне Исмаил Хан в 1993 году.[36] Несмотря на окружающую разруху, Исмаил Хан разоружил население и установил эффективную власть в трех провинциях, с действующей системой здравоохранения и работающими школами.

Низкорослый, толковый, с ангельской улыбкой, благодаря которой он выглядит сильно моложе своих 47 лез; Исмаил Хан располагал 45 000 учениками в школах Герата, половину из которых составляли девочки — и 75 000 учениками во всех трех провинциях. В 1993 году он повел меня в школу Атун Хейрви, в которой 1500 девочек учились в две смены, сидя под открытым небом, так как у них не было ни классов, ни доски, ни книг, ни бумаги, ни чернил — но их желание учиться лишь подчеркивало ученую традицию Герата. В противоположность этому, когда талибы вошли в Кандагар, 45 школ было закрыто и только три осталось. Впоследствии, когда талибы взяли Герат, они закрыли все школы города, запретив девочкам учиться даже дома.

Но к 1995 году Исмаил Хан столкнулся с огромными проблемами. Он разоружил население и создал непопулярную армию из призывников. Чтобы противостоять Талибану, он был вынужден снова вооружить население, поскольку его армия из призывников была поражена коррупцией, низким боевым духом и недостатком средств. Коррупция среди чиновников и вымогательство у населения стали повальным явлением, таможенники брали за проезд через город одного грузовика немыслимую сумму в 10 000 пакистанских рупий — верный способ восстановить против себя транспортную мафию. Талибы были хорошо осведомлены о его проблемах. «Исмаил слаб, его солдаты не будут драться, потому что им не платят, он потерял уважение народа из-за взяточничества своих чиновников. Он одинок и нуждается в поддержке Масуда», — говорил мне мулла Вакиль Ахмад.[37]

Исмаил Хан допустил также серьезный военный просчет. Полагая, что после поражения талибы стоят на грани распада, он предпринял неподготовленное и несвоевременное наступление против них. С помощью большого механизированного корпуса он захватил 23 августа 1995 года Диларам, а неделю спустя — часть провинции Гильменд, угрожая Кандагару. Но его войска были слишком растянуты в условиях враждебного окружения, а талибы в течение всего лета восстанавливали свои силы благодаря оружию, боеприпасам и машинам, полученным из Пакистана и Саудовской Аравии, и создавали новую структуру командования с помощью советников из пакистанской разведки. Разведка также помогла заключить негласное соглашение с Рашидом Дустомом. Дустом послал своих узбекских техников в Кандагар, чтобы починить МиГи и вертолеты, захваченные талибами годом ранее, позволив Талибану создать собственные ВВС. Одновременно самолеты Дустома начали бомбить Герат.

Для отражения угрозы со стороны Исмаил Хана Талибан быстро мобилизовал 25 000 человек, большинство которых было недавно набранными добровольцами из Пакистана. Более опытные бойцы были сведены в мобильные колонны на пикапах Datsun, которые нарушали линии снабжения Исмаил Хана. В конце августа в Гиришке Талибан из засады нанес поражение наступавшим, и Исмаил Хан начал общее отступление. За несколько дней талибы отбросили его к Шинданду, который он неожиданно оставил без боя 3 сентября. Через два дня, когда его войска были охвачены паникой, мобильные отряды талибов проникали повсюду, Исмаил Хан бежал из Герата в Иран со своими командирами и несколькими сотнями бойцов. Ка следующий день в Кабуле толпа сторонников правительства, взбешенная падением Герата, громит посольство Пакистана и ранит пакистанского посла, а правительственные солдаты стоят неподалеку и смотрят. Отношения между Кабулом и Исламабадом достигли своей низшей точки, а президент Раббани открыто обвинил Пакистан в том, что тот хочет свергнуть его при помощи талибов.

Теперь Талибан овладел всем западом страны, вышел на границу с Ираном и впервые стал контролировать район, населенный в основном непуштунами. Талибы вели себя в Герате как в оккупированном городе, арестовав сотни горожан, закрыв все школы и принуждая выполнять свои запреты и законы шариата даже более сурово, чем в Кандагаре. Гарнизон был составлен не из местных перебежчиков, а из твердокаменных кандагарских пуштунов, многие из которых даже не знали персидского языка и были, следовательно, неспособны общаться с местным населением. За последующие годы ни один коренной житель Герата не попал во власть. Единственное, что оставалось утонченным жителям, попавшим под власть тех, кого они считали грубыми и малообразованными пуштунами, это приходить на могилу Джами и читать его эпитафию: